Что и говорить, с годами такие посиделки устраивались всё чаще, особенно, когда огородные хлопоты заканчивались, и начиналась зима.
Зимой Евдокия ставила с интервалом в пару дней два бидона, и песни слышались из её дома порой дня по три-четыре. Хозяйства у Евдокии осталось кот да собака, но и им наступал великий пост, когда «поспевал» первый бидон.
Однажды утром, отправляясь на работу, Лида увидела у соседских ворот лошадь с санями. Изрядно занесённая снегом, лошадь стояла мордой к воротам, и было понятно, что она так стоит с вечера. «Гости у бабки», – поняла Лида.
На другое утро лошадь понуро стояла всё в той же позиции – мордой к воротам; Лида поняла, что про неё просто забыли. Набрала ведро воды, черпая валенками снег (сани занимали всю дорожку), напоила лошадь, из саней скормила ей всё сено, накиданное ездоком для собственного комфорта.
И ещё день прошёл. На третье утро – то же самое. Вид у лошади был откровенно несчастный, голова её склонилась ещё ниже, видно, от невесёлых своих лошадиных дум; ночью опять шёл снег, он занёс её до колен, слоем накрыл спину. Был выходной, Лида вышла за углём и дровами, увидела эту картину и забыла, что решила не заглядывать ни за чем к соседке, если у той гости, тем более – мужчина. Чтоб опять не сглазить.
Огородом, по пояс в снегу (очень уж было жаль забытую кобылу), Лида добралась до соседки. Вошла. В избе жилым духом не пахло. Печь не топлена самое малое два дня. Гость сидел в холодной кухне за столом, где даже сухой корки не валялось, взгляд его был туп, а голос монотонен, видно, он уже в сотый раз повторял эту фразу:
– Жрать хочу… Дай пожрать…
Хозяйка пряталась в спальне под одеялом, и Лида пошла туда.
– А я замуж выхожу, – похвасталась соседка.
– Совет да любовь, – фыркнула Лида. – На свадьбу фату приготовила? Ты, невеста, встала бы да печку растопила, да картошки хоть нажарила. Убежит жених, опять скажешь, что наколдовали да сглазили.
– Лида, ты мне только печку затопи, а то как я с-под одеяла вылезу? И картошек почисть… Может, и я когда тебе пригожусь. Лида повернулась было к выходу: какая уж тут забота о лошади, когда сами голодные, но из кухни опять донеслось:
– Дай пожрать… Жрать хочу.
… Через несколько минут в печи весело трещали дрова, на плите в большой сковороде плавилось масло. Невеста соблаговолила выйти в кухню, и Лида передала ей «эстафету»:
– Вот ещё ведро угля, попозже засыпь… Картошку через пару минут – на сковороду.
На четвёртое утро лошади у соседских ворот не было, и Лида порадовалась за неё: хозяин, слава богу, опомнился, видно, за три дня досыта нагулялся, домой поехал. Было любопытно узнать, правда ли соседку замуж берут?
Евдокия пришла вечером, скинула телогрейку, и Лида увидела, что рука её от кисти до локтя замотана чистой тряпкой. Расспросила и услышала горестный рассказ о том, чем завершилось сватовство.
– Вот ты, Лида, хоть и сердишься, когда я говорю, что это ты Николая в тот раз сглазила… ну не шуми, не шуми, дай досказать… А ведь и в этот раз, если не получится у нас семейной жизни – ты виновата. Тебя не было – он покурит-покурит – да и под одеяло. А ты явилась… Тебя кто звал? Печку затопила – кто тебя просил? Руку мою видишь? Это он меня толкнул от сковородки за то, что я жарёнки выбирала да себе в рот. Как заорал: «Не трожь!» – да толк меня в бок-от. Я – локтём на плиту, подпалила шкурку-то. Ну ничего, я в долгу не осталась: как в ответ его шибанула – он на плиту, бок поджарил себе. И картошки жрать не стал, и жаренок расхотел. На коня – и домой. Он с Карагола. Да ладно, видно, не судьба… От судьбы-то, говорят, и на трёх лошадях не ускачешь. Но кто тебя звал?! Кто тебя просил печку топить? Всё же ты – разлучница…