У меня на душе – облегчение. Я понял, что буду жить. А через тридцать минут зашёл посыльный и говорит: «Виктор, вставайте! Идём на операцию». И мы пошли на Чирикар…
В колонне было сорок единиц техники. Впереди шёл БТС (бронированный тягач. – Ред.), за ним шла разведка. Потом – командир роты Чернышёв. Следом за Чернышёвым – я. С нами ещё тогда был Бочаров, заместитель командира дивизии.
Заехали в сам Чирикар. И вдруг у меня сжалось и ёкнуло сердце. Обычно особое, дембельское, чувство меня не подводило. Я понял, что сейчас что-то будет. И тут происходит подрыв первоймашины! Почти сразу подорвали и последнюю машину. Получилось, что всю нашу колонну плотно зажали в кишлаке.
У нас два «двухсотых», два «трёхсотых» (убитые и раненые. – Ред.). По рации вызвали вертолёт. «Вертушка» начинает садиться прямо в населённый пункт. И в этот момент у меня опять ёкнуло сердце! Я хоть и был командиром танка, но пересел на место заряжающего, к ДШК (крупнокалиберный пулемёт. – Ред.). Наводчику говорю: «Наведи пушку на то место, куда садится вертолёт». Там рядом был дувал, наводчик пушку на него навёл.
Вертолёт забрал убитых и раненых и стал подниматься вверх. И тут из-за дувала высовывается треножник с ДШК и начинает целиться прямо в лобовое стекло вертолёта! Я практически мгновенно, не запрашивая у командира подтверждения, командую: «Огонь!» От дувала и ДШК ничего не осталось, снаряд разнёс всё в клочья. Тут вижу, что справа, напротив танка Чернышёва, выбегает «душара» с гранатомётом и целится прямо в нас!
Всё решили какие-то доли секунды, мы смотрели с ним друг другу глаза в глаза. Он нажать на спуск не успел – я снял его из ДШК. И тут начался такой невероятный обстрел со всех сторон! Непонятно, где свои, где чужие… Кричу по связи, чтобы сдвинули подорвавшуюся машину. Машину сумели сдвинуть, мы вышли на открытое место. Но тут снова обстрел!
В этом бою мы расстреляли весь боекомплект. Не осталось ни одного снаряда в танках, ни одного патрона в автоматах…
Утром вернулись в часть. Ко мне подошёл заместитель командира дивизии Бочаров. Говорит: «Сынок, я всё видел. Фамилия?» – «Старшина Чередниченко, 3-я рота». Он похлопал меня по плечу и ушёл.
На следующий день начальник политотдела полка Яренко мне говорит: «Виктор, вас с Саниковичем срочно вызывают в политотдел дивизии!» Мы с Сашей пошли в политотдел. Там нам выдали партбилеты и сразу отправили в Союз. 13 мая 1986 года я был уже в Киеве, дома и наконец-то увидел свою маму…
Мы с ней пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года практически каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым…» Именно тогда я понял, что молитва матери может вымолить со дна ада.
Мне очень хотелось найти тот образ Божьей Матери, который я видел в палатке. Мы с мамой объехали все храмы, да и вообще всё, что только можно было объехать. В одном месте мне показали икону, где собраны много образов Божьей Матери. Но ту, которую видел в Афганистане, я так и не нашёл.
В 1992 году отец Роман, мой духовный отец, благословил меня поехать на Святую Гору Афон, в русский Свято-Пантелеимонов монастырь. Я встретил там чудных людей, просто ангелов во плоти! Как-то стою в монастырском храме. Темно, свечи вокруг горят… Поворачиваю голову и… вижу Божью Матерь в том образе, как я Её видел, – в палатке!
Я упал на колени, у меня покатились слёзы. Это были первые слёзы в моей жизни. Я был очень жёстким, никогда такого со мной еще не было. И тут образовалась в моём жестокосердии первая трещина. Как скорлупа от ореха, от моего сердца стало это жесткосердие отваливаться. И внутрь прошёл свет…
Я подошёл к иконе, обнял её и говорю: «Мама!..» Мне так не хотелось её отпускать!.. Это было похоже на то, как будто ребёнок потерял свою мать и вновь нашёл её. И тогда духовник Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря отец Макарий завёл меня в свою келью и благословил этой иконой. Я взял её в руки и долго-долго не выпускал…
Я могу рассказать про Афганистан очень многое. За полтора года службы только подрывался пять раз: и на фугасах, и на противотанковых минах. Пережить подрыв очень трудно. Гудит голова, звенит в ушах, не можешь ничего сказать, тошнит. Но ты живой… И понимаешь, что это чья-то рука тебя спасает, чья-то сила помогает тебе выжить.
Именно поэтому я свидетельствую о силе материнских молитв и о помощи Божьей по этим молитвам. Благодаря этой помощи выжил сам и выжили многие ребята. Я никогда не отойду от православной веры. Призываю веровать, ибо Бог есть всё!