А наутро ушла. Записку оставила, спасибо, мол. Всё хорошо у меня. Я ж реально понимала, что не тот я человек. Я тогда себя ниже плинтуса считала. А он меня нашёл. Поругались мы страшно — я кричала, что не надо меня жалеть, пусть он свою жалость куда подальше засунет, я ему не псинка, и не приблудыш-котёнок! А он на следующий день меня в ЗАГС отвёз. Сказал, из машины только замуж выйдешь».
И снова смеётся.
Белоголовые малышки у статного мужчины на руках, очень похожие на мать. Лёгонькие, махонькие – пёрышки, а не дети. Ленка, отряхнув пылинку со стильной юбки, обнимает всех троих — ну, погуляйте ещё, милые мои, я совсем скоро приду!
Нет, Ленка не превратилась в прекрасного лебедя. У неё всё такие же густые брови, но искусно подправленные стилистом, такие же вывернутые губы яркие безо всякой помады, такие же серые волосы, подстриженные как-то так, что эта стрижка — женственная и шаловливая — нисколько не портила лицо и была удивительно подходяще. Очки в тонкой оправе довершали образ.
— Как зовут?
Ленка, помолчав, отвечает:
— Таня и Юленька. Ты прости меня, Юль, вы с Танюшкой ко мне относились… нормально. Ну, хотя бы равнодушные были. То есть… ну, ты поняла, да? Я ж никогда о таком и мечтать не смела — муж, дети… Сестру забрала из интерната. Мать всё пыталась вылечить, да так и не смогла, она меня уж и забыла. Не узнала в последний раз даже. А он — она кидает взгляд в сторону ушедшего мужчины — научил меня себя любить. Сколько раз я ему истерики устраивала! Сколько раз кричала, зачем я ему, замарашка? Я хоть всё умела по дому, да совсем дремучей была. Свекровь меня чуть не в первый день ночевать и жить оставила. Книги мне читала, музыку заставляла слушать, разговаривала со мной день и ночь. А в перерывах учила меня жонглировать! Я в первый раз увидела — чуть со смеху не померла, до того неожиданно! Апельсинами.
Ленкины глаза сияют так, что мои руки покрываются пупырками.
Ах, Ленка, Ленка, как же я за тебя рада!
Вот именно такие картинки из жизни заставляют меня верить в любовь. Просто как исключение…
© Даша Лунина