Ну а в конце весны объявился мой отец. Он приехал не один – с чернявой улыбающейся женщиной. Сказал бабушке, что бросил пить, закодировался, что работу на Севере нашел и едет туда насовсем.

– Вот, женился я, Серафима Андреевна. Шесть лет я траур по вашей дочери носил, пора уже, наверное, отпустить. Ну что, Валерка, поедешь с нами? У Любы там квартира своя – две комнаты. В одной ты жить будешь.

Я заметил, как у бабушки задрожала нижняя губа. Но она ничего не сказала, смотрела на меня.

– Конечно, поеду! – обрадовался я. Тетя Люба показалась мне доброй и красивой, да и своя комната была веским аргументом – не все же на раскладушке спать!

– Вот и славно! – обрадовался отец, а тетя Люба погладила меня по голове.

– Только у меня собака, – испугался я. – Альма. Можно ее с собой взять?

– Конечно, можно, – весело отозвался отец.

Бабушка так ничего и не сказала. Собрала мои вещи в большую дорожную сумку, сходила в школу документы забрать. На прощание обняла меня так, что кости затрещали.

– Ты если что возвращайся, – тихо произнесла она.

Нина тоже кинулась мне на шею и сказала, что очень рада за меня, что у меня теперь есть папа и мама и своя комната.

– У меня тоже будет своя комната, – сказал она, глядя на меня серьезными серыми глазами.

Мы долго ехали на поезде, и мне очень понравилось, как стучали колеса, как мелькали за окнами леса и деревни, как тетя Люба смеялась и смотрела на папу, а папа смущенно на меня. А когда мы, наконец, приехали, у меня и правда оказалась своя комната. Тетя Люба показала мне шкаф, куда можно сложить вещи, и предложила помочь. Но я не хотел, чтобы она думала, будто я несамостоятельный и сказал, что сложу все сам.

Когда я разбирал сумку, на самом дне я нашел большой кулек конфет, набитый «Ласточками». Я достал одну конфету и съел ее. Потом еще одну и еще – теперь никто не будет выдавать мне их по одной и можно есть сколько хочешь, хоть все. Конфеты были привычного сладкого вкуса, но я долго не мог понять, почему сегодня они еще и соленые. Лишь когда я увидел свое отражение в зеркале шкафа, я понял – по моим щекам текут слезы. Альма, услышавшая мои всхлипы, подошла и принялась лизать меня своим шершавым языком. А я думал про бабушку и про то, почему Нина догадалась делиться ней своими конфетами, а я – нет…

Автор: Здравствуй, грусть!