Больше я его никогда не видела, но соседи наши надолго остались под впечатлением – если доставали свои продукты и видели какими глазами смотрят на это наши дети, то предлагали отведать. Видно, не хотели, чтобы чернявый вернулся и выбросил их из поезда.
– И таким образом вы благополучно добрались до Азии, да? – спросил Ганс.
– О, нет! Долго-долго мы добирались до Азии! И под бомбёжки попадали не раз, и бежала я за вагоном около пятидесяти километров, когда выскочила на станции что-то купить-обменять… Наверное, месяц ехали мы.
– Мне понравилась история с чёрным! Хороший человек. – сказал Ганс.
– С чернявым, – поправила его Тамара, – да… с тех пор я стараюсь не встречать по одёжке.
– Знайте же, Тамара, у меня тоже есть удивительная история и вы – её главный герой. Я буду рассказывать своим детям и внукам именно о вас, – улыбался Ганс своей светлой, лёгкой улыбкой.
Ганс в принципе оказался весёлым и улыбчивым мальчиком. Окончательно поправившись, он сделался первым помощником для Тамары: и быстрым, и ловким, и аккуратным. Он любил развлекать лагерных потешными песнями и кувыркался в воздухе, как акробат, и казалось тогда Тамаре, что солнце светит как-то теплее, ветер дует нежнее и вообще только радость у них впереди и покой – таким позитивом Ганс умел зарядить всех вокруг. Но только одной Тамаре Ганс прислуживал недолго – вскоре его обязали быть уборщиком и истопником во всех лагерных зданиях. Целыми днями бегал Ганс, как заведённый, по территории лагеря, а если вдруг видел, что старшая дочь Тамары несёт от колодца ведро воды, то всё бросал и бежал к ней отнимать ведро. Забранные вёдра он приносил Тамаре и говорил серьёзно, но с улыбкой:
– У Юли детки будут, ей вёдра нельзя таскать!
Тамара нравилась ему по-ребячьи. Завидев её с девочками, он всегда начинал петь, пританцовывая, одну из весёлых немецких песен с малопонятным для нас смыслом: “Юлия, Юлия, Юлия – Виктория!” А ещё мальчик Ганс чудесно играл на губной гармошке.
Так кто же он? Враг? Фашист, достойный лишь смерти? А может быть это только худенький немецкий мальчик на чужой земле, заброшенный сюда волею судеб? Для Тамары он был последним. “Мой худенький немецкий рыцарь” – так она будет вспоминать о нём и так о нём будут думать Тамарины внуки.
Ганс прекрасно научил Тамариных дочек говорить и писать по-немецки. Впоследствии, благодаря этому, младшая дочь Тамары с лёгкостью поступила на иностранные языки в институт.
А потом пленных немцев отправляли на родину. И Ганс тоже уехал – его отправили на подконтрольные американцам территории… ни Тамара, ни её дочки, никто не смог узнать хоть что-нибудь о его дальнейшей судьбе. На прощание он подарил Тамаре свою единственную ценность – пепельницу своего отца в виде подковы, на дне которой было выпуклое изображение лошади, осёдланной жокеем. Этот жокей очень маленький, намного меньше, чем лошадь… И летит маленький наездник сквозь время, года и пространство. Тамара смотрит на него и ей кажется, что этот жокей, как и Ганс, как и память о нём, оставляет позади себя всё тёмное: и войны, и жестокость, и зло… Рядом с ним, рука об руку, только настоящие, непреходящие ценности – доброта и человеческое благородство, на которых, хвала небесам, ещё есть у нас силы держаться.