Настя уже год жила с бабушкой и почти привыкла к ее суровому нраву. Девочка понимала, что любить ее никто не будет. Надо приспосабливаться. А баба Ира поворчит, поворчит и успокоится.

-Ну кто так есть? А? Крошки на столе, на полу, на одежде., – ругается баба Ира, – господи, да лучше бы ты ее забрал, а не доченьку мою! Верочка моя, доченька… Так трагично ушла, а эта осталась…

Вот ведь наказание! Зачем согласилась растить тебя, бесовское дитя?

Баба Ира никогда она не любила внучку. И с самого того дня, когда дочь призналась в беременности, возненавидела еще не родившегося ребенка.

Настя отца своего не знала. Слышала, как взрослые шушукаются. Вроде как, Вера закрутил роман с женатым, а он уходить из семьи не собирался. Баба Ира утверждала, что дочь ее специально беременность подстроила, чтобы мужчину удержать.

-…Да все никак не получалось, – откровенничала бабушка с подругами, – а вы ведь знаете, что дочка моя магию любила. Там наколдует, тут наколдует. Сколько раз я просила отставить все это бесовское. Она только отмахивалась. Говорит, я ничего плохого не делаю. Наоборот, говорит, очищаю людей от негатива… Ну-ну…Знаю, что она Настьку наколдовала! Знаю и все! Вера-то думала, что я болею, при смерти лежу… А я слышала… За это ее и наказали! И меня заодно.

Вот мое наказание – Настька, внучка!

ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД

Баба Ира вырывалась из мутного сна, стряхивая с себя его оковы. Тело горело. Голова плохо соображала. Лекарства не помогали.

-Дочка, побудь со мной. Дай воды мне… Спать нельзя, иначе не проснусь, – шептала баба Ира.

Но Вера чем-то громыхала в соседней комнате и не слышала мать. До бабы Иры дополз запах жженых восковых свечей и долетели обрывки фраз:

-Придет… спасет… новое родится…

-Дочка, – собрав все силы, закричала баба Ира, – дочка! Помираю… Ритуалы она свои проводит… Меня на тот свет провожай…

Баба Ира пережила эту ночь. И вскоре, благодаря врачам, пошла на поправку. Но хоть баба Ира и была тогда совсем плохой, запомнила, как Вера проводила обряд. Ей было нужно, чтобы «новое родилось». Не иначе, ребенок нужен. А зачем ей он? Если только она задумала мужчину удержать и из семьи увести.

А потом Вера призналась матери, что ждет ребенка. И у бабы Иры пропали все сомнения. Дочери она не сказала, что все знает про ритуал. Но сама вся извелась и каждую ночь плакала в подушку:

-От наказания не отвертится!

У сатаны ребенка попросила? Кто родится-то? – шептала баба Ира, – и как с таким бременем она жить будет?

А жить Вере и правду оставалось недолго. После рождения Насти, женщине поставили страшный диагноз. Несколько лет борьбы. Больницы.

Последнее, что сделала Вера, взяла обещание у своей матери:

-Приглядишь за Настей? Воспитаешь ее? Обещай, мама? Обещай, что дочку мою не бросишь? – бледные потрескавшиеся губы Веры еле шевелились.

-Обещаю, – баба Ира закрыла глаза и кивнула.

Так Настя оказалась на попечении бабушки.

***

Девочка перевернулась на другой бок. Она никак не могла унять слезы. Тоска по маме, самому близкому человеку, накрывала с головой.

-Неужели это я виновата, мама? Скажи мне, пожалуйста, – дрогнувшим голосом спросила Настя у темной комнаты.

Утром бабушка шмякнула на тарелку слипшуюся манную кашу. Сегодня она не в духе. Значит придется есть молча и бежать в школу.

-В школу не идешь сегодня, – баба Ира хмуро посмотрела на внучку, – едем с тобой по делам. И это… собери вещи. На первое время. Игрушки, одежонку…

-Почему? – Настя похолодела, – а ты? Ты меня где-то оставишь?

Ты меня за что-то наказываешь?

-Нет.. На время отдаю, – буркнула баба Ира, – ты думаешь, мне легко тащить нас двоих на крошечную зарплату? Еду на вахту. Полгода меня не будет. Тебя определят в детский центр… Или как его там… Я уже узнавала, мне все согласовали. Поживешь там, пока я работаю. Потом приеду и тебя обратно заберу.

Настя не могла доесть свой завтрак. Большой и колючий ком встал в горле и очень мешал. Девочка понимала, что бабе Ире она не нужна, но это все-таки родной человек. И с ней будет лучше, чем там, в чужом доме, с чужими людьми.

Потом Настя собиралась, неуклюже вытаскивая из комода кофточки и колготки. А баба Ира уговаривала себя, что все делает правильно.

Она действительно собиралась на вахту. Но надеялась, что ей удастся на новом месте задержаться. С насиженного места срываться не хотелось, но это было единственным вариантом избавиться от Насти. Не навсегда. На время. Вроде как и не бросила ребенка. Вроде как и обещание не нарушила.

Из комнаты вышла Настя, держа в руке пакет-майку, набитый вещами.

-А зимнее пальто брать? – плача, спросила девочка.

-Я ключ от квартиры оставлю директору этому вашему. Если что, вы потом сходите, – баба Ира не смотрела внучке в глаза. Было стыдно, но не было жаль девочку, – все, я такси уже вызвала. Сейчас едем с тобой определяемся, а завтра я уезжаю на заработки.

Когда ехали в машине, Настя молча плакала. И мысленно просила маму помочь ей.

-Не реви, – буркнула баба Ира, – перед водителем неудобно! Вернусь я, заберу тебя. Я ведь обещала.

-Не буду плакать, – прошептала Настя и вытерла слезы.

По лобовому стеклу ударили крупные капли дождя, а через минуту начался настоящий ливень. Такой, что в окно не рассмотреть улицу. Не рассмотреть дорогу, по которой несся тяжелый, груженый песком самосвал. Водитель такси его тоже не заметил. А водитель самосвала отвлекся за минуту. И вот в эту минуту и произошло столкновение……

……Настя испуганно озиралась. Вокруг было белое, огромное, нескончаемое пространство.

-Баба Ира? – позвала девочка.

-Я тут. Мы где? – баба Ира оказалась рядом совершенно неожиданно.

-Я расскажу, где вы.

Настя сразу узнала этот голос. И баба Ира тоже. Через мгновение к ним из белой пелены вышла Вера.

-Мамочка, – Настя бросилась к ней в объятия.

Баба Ира стояла поодаль. Она боялась подойти к дочери. Веры нет в живых. Получается, она и Настя…

-Мама, ты не обнимешь меня, – Вера посмотрела на мать.

-Что с нами? – баба Ира все еще боялась подойти к дочери.

-Вы попали в аварию. Все плохо… Но мне разрешили прийти к вам.

Я расскажу о наказании и о прощении.

О том, что каждый из вас получит. По судьбе. По высшему замыслу, – сказала Вера спокойно.

Баба Ира прикрыла рот, и в голове у нее появилось тысячи мыслей, как бы обелить себя. Но ведь разве можно обмануть того, кто умeр, а теперь стоит, как живой.

-Твой папа, Настя, на небе. Рядом со мной. И нет, мама. Он не был женат. И я не собиралась удерживать его ребенком. Просто получилось, что злые языки развели нас. Так мы и жили, каждый в своих обидах и домыслах. Но наши души встретились уже здесь. И только здесь мы смогли рассказать друг другу правду.

Настя была неожиданным ребенком. Но любимым и самым лучшим. Я не выпрашивала ее. Высшие сами дали. Высшие, мама. Они так решили. Не сатана, как ты говорила. А что до того ритуала… Ты помнишь многое, но не все. Хочешь вспомнить?

Вера дотронулась пальцем до лба бабы Иры, и та закрыла глаза. Замелькали картинки. Память стала оживать.

***

Мокрое, разгоряченное лицо. Боль в теле. Звуки. Звуки рядом. Звуки плача. Рука Веры на лбу.

-Доченька, спаси меня! Спаси, – еле слышно шепчет баба Ира, – ты ведь умеешь! Я знаю, ты умеешь. Твоя магия мне поможет. Умоляю! Я так не хочу уходить. Мне еще так много нужно сделать! Помоги! Помоги мне!

-Мама, я не могу. Это… Так нельзя! Это грех. Я не должна! Может не получиться, только хуже станет! Наказание будет… Ох, какое…

-Все, что угодно сделаю, обещаю. Я выполню любую твою просьбу! Я сделаю все, что скажешь, – бормотала баба Ира, сжимаясь в конвульсиях, – только спаси. Ты ведьма… ведунья… колдунья! Так наколдуй мне жизнь, спрячь от смeрти. Помоги матери! Ты ведь дочь моя!

Баба Ира прикрыла глаза. Она не могла уснуть, мешала боль. Поэтому слышала, как Вера ушла в другую комнату. Слышала, как дочь проводит ритуал.

-… Придет смeрть, увидит, что забирать некого. Тело само себя спасет. Тело старое, больное было, новым станет, новое родится. Живое, здоровое. Сама его вылеплю, выкормлю….

Вера заглянула в комнату, мать тяжело дышала. Женщина из ложечки поила ее специальным отваром. До самого рассвета делала примочки. К утру бабе Ире стало лучше. А Вера еще семь дней проводила ритуал и смогла поднять мать на ноги. Потом врачи сказали, что это чудо.

***

-Что это было? Это что? – баба Ира открыла глаза и посмотрела на Веру.

Белое пространство вокруг них будто сжалось. Настя притихла и боялась поднять глаза. Вера словно потемнела. Она как бы сделалась выше, объемнее и вся увеличилась. А баба Ира и Настя были на ее фоне крохотными букашками.

-Я отвоевала тебя у смeрти. Дала новое тело. Поступилась всеми законами ради твоего спасения.

За это и была дана мне болезнь, – прогремела Вера, – это мое наказание.

Но теперь моя душа прощена. Мне удалось при жизни отработать свою вину, смириться и уйти без груза. Теперь черед твоего наказания, мама! Ты таила обиду и злость. Не желала спросить, не желала со мной поговорить об этом. Видела только то, что хотела видеть!

Баба Ира скукожилась и упала на колени.

-Готовая! Забирай меня! Я виновата, все не так поняла, – плакала она, искренне осознав свою вину, – злые языки с толку сбили. Господи… Да как же так? Я ведь внучку гнобила, думала на нее всякое… А это, оказывается, из-за меня тебе пришлось грех на душу взять… Из-за меня! Забирай, дочка! Забирай меня. Не хочу, не смогу жить, зная, что натворила. Готова к наказанию!

-Нет. Я заберу Настю. Просто ее время пришло. Так случается, что нельзя долгую жизнь прожить. Мы с ней уйдем. А ты останешься.

Вот твое наказание. Жить и знать. Ты будешь помнить все, что здесь произошло. И жить будешь очень и очень долго. Одна.

Белое пространство снова расширилось и откуда-то появился яркий свет. Баба Ира зажмурилась. Свет потух. Она открыла глаза и увидела склонившихся над ней докторов……

…… Баба Ира без движения сидела у мoгилы дочери. Теперь рядом было еще одно надгpобие. Настино. Тихая осень заканчивалась. Желтые листья засыпали дорожки, падали за ограду.

Скоро их прибьет холодный дождь. Они загниют, растворятся в земле. Баба Ира уже плакать не может. Может только повторять раз за разом:

-Это мое наказание… Это мое наказание… Это мое наказание…

В груди у нее уже не жжет. Все выгорело. Нет живого места. Дышать не хочется, а надо. Есть не может, но приходится. Глаза видят, а лучше бы ослепли. А в голове мысли, мысли, мысли. Тяжелые, как болезнь, которая никогда не вернется.