Так и легли спать.

А рано утром Анюта встала и вазочку свою опустошила: всё золото, за многие годы купленное, в мешочек тряпочный выгрузила (только обручальное колечко и оставила). Так и ушла с золотом, искала по городу, где подороже сдать можно.

Саня не мог понять, куда это жена в субботний день с утра пораньше ушла.

– Вот, Санечка, много не выручишь, но всё, что собрала… отнеси на лечение сына…

– Да ты что… не в себе? Я же сказал… не мой это сын…

Села Анюта рядышком и говорит: – Отца родного я не знала. А был у мамки муж, дядя Гриша, всего год прожили… дочкой меня называл, добрый был…но простудился и помер… Так я до сих пор его помню, всего год у меня папка был. Так и Олежка… может ты для него… как родной…

Вздохнул Саня, поднялся и ушел. Было на книжке немного, на участок копил, хотел дом за городом построить, чтобы с Анютой в огородике копаться… снял денежки. И вместе с деньгами, выученными за золото, пошел к Альбине.

***

Операцию Олежке сделали. Мальчишка на поправку пошел, лечение на пользу. Альбина возле сына сидит.

– Ты главное держись, теперь уж дело на поправку, – подбадривает Саня, когда к мальчику в палату заходит.

А Олежка и не собирается сдаваться, духом воспрянул, на Саню как на спасателя смотрит, поддержку чувствует, которую никакими таблетками не заменить.

Вот уж и на выписку скоро. Альбина вышла вместе с Саней из палаты, смотрит в глаза с благодарностью, пытается его за руку взять. – Спасибо тебе, Саша, что не отказал, я теперь увереннее себя чувствую, да и Олежка только о тебе и говорит.

– Ну и хорошо, – сказал Саня, – пусть поправляется, теперь у вас все позади, а я пойду…

– Подожди, Саша,- пытается удержать Альбина, – зайди сегодня, помнишь ведь адрес, посидим… нам же есть, что вспомнить и о чем поговорить… я так тебе благодарна, что не отказался от нас в трудную минуту…

Понял Саня, к чему клонит бывшая жена, опустил глаза и сказал: – Помощь моя не так уж и велика… это всё Анюта, это она первая вызвалась помочь, золото свое продала, денег дала…

– Какая Анюта? – Альбина и не поняла сразу.

– Моя жена…

Альбина так и застыла, не зная, что сказать. – Так, значит, ей я буду должна…

– Ничего ты не должна, – ответил Саня, – уж с Анютой я сам как-нибудь рассчитаюсь, если можно так сказать. И к тебе я не зайду, – сказал он растерявшейся Альбине.

– Ну да, конечно, конечно, – ответила потрясенная женщина, – спасибо… спасибо Анюте…

***

– Что-то Анька с двадцать первой квартиры раздобрела, – заметила баба Катя.

– И мне сдается, прибавила Анна, – согласилась баба Дуня, – никак беременна?

– Вот и я думаю, а у меня ведь глаз наметан… прибавление ждут. – Баба Катя, толкнув вбок Валентину, спросила: – Чего молчишь, знаешь, поди, про свою любимицу?

– А хоть и знаю, только вам не докладываю.

Бабули вдруг разомлели от своих догадок. – Ой, а хорошо-то как… детки всегда хорошо. Пускай рожают, видно, Анька давно ждала…

Саня, как премию получил, в ювелирный заехал. И хотя нужд полно, но задался целью жене сережки купить. Решил на свой вкус выбрать.

– Драгоценный ты мой, – лежат на ладошке у Анюты эти серьги, и кажутся ей самыми лучшими, каких раньше никогда не было. – Красивые. Очень. А я вот все думаю, как сыночку назвать…

– Пусть родится, а уж имен много, найдем имя нашему первенцу, кто его знает, может он у нас единственный будет.

Мальчика назвали Сашей – так Анюта захотела. И склоняясь над коляской, умилялась сыночке, которого уже и не ждала. «Драгоценный ты мой, – шепчет она. Потом взглянет на мужа, улыбнется и говорит: – И ты тоже драгоценный мой.

***

Санечка, и в самом деле, единственный ребенок у Анюты и Александра Ивановича. И теперь Сан Санычу уже тридцать три года. Родители частенько называют его: «драгоценный наш», хоть у него и свои уже дети.

Татьяна Викторова