Вот тогда я и вспомнила про чужое наследство. Может ли такое быть, что как-то это по генам передается, бесчувствие это? У нас-то таких точно никогда не было.
А серьезно я задумалась, когда однажды заболела, сыночку пять уже исполнилось. Мама и Глеб на работе были, а у меня температура. И Боря тоже засопливился немного, решили его дома оставить, чтобы не расхворался, в садик не водить. Муж ему с утра наказал, что, мол, мама плохо себя чувствует, ты за ней поухаживай. Ты же большой уже, справишься. Я его завтраком покормила, а сама легла. Боря играл своими машинками, но часто ко мне подходил. То полотенце на голове сходит намочит, то градусник под мышку сунет, то попить принесет, даже чай сам делал. И я понимала: все это не из сочувствия, чтобы мне легче стало, а из интереса. Чай он сам впервые кому-то готовил да приносил, и полотенце мочить да отжимать тоже папа только сегодня научил. Это для него игра такая веселая была, в доктора.
Но тут же и сомневаюсь: наверное, зря я себя накручиваю, он просто маленький, не понимает. А вспомню себя или знакомых ребятишек: нет, умеют остальные дети в таком возрасте сочувствовать и жалеть. Все, только не Боря.
Откуда в нем это? Гены?
И не зря я боялась чужих генов…
Вскоре к нам настоящая беда пришла: мой любимый, мой родненький, самый надежный на свете человек, Глебушка, погиб. Меня спасло тогда только то, что я нужна сыну и маме, держалась как-то… А Боря… ладно, опять не понял ничего, допустим. Но он же видел, как мама и бабушка плачут, ни разу не приласкался, не заплакал тоже…
Мама к нам перебралась, вместе в горе легче. А потом болеть стала, пришлось ей с работы уйти. Финансово, конечно, стало тяжело: раньше Глеб очень хорошо зарабатывал, а теперь на мою зарплату да мамину невеликую пенсию втроем пришлось жить. А у свекров от дочки четверо родных внуков, и сама дочка не работает, им в первую очередь помощь требуется.
Дальше стало еще тяжелее: мама слегла. И я даже подработки брать не могла, все силы и свободное время тратила на уход за ней. А Боря? Нет, он теперь не делал ни малейшей попытки помочь мне, а уж об уходе за бабушкой и речи не шло. Мало того, он только досадливо морщился, если я просила его, например, сходить в аптеку, или подать бабушке еду, когда придет из школы. Ходил, подавал. По обязанности. Он же послушный…
Но ни разу не обнял любимую бабушку, по руке не погладил, не спросил, как себя чувствует. Игра кончилась, а жалеть он не умел…
Только спасибо, хоть с Жужкой гулял утром и вечером, у приятеля тоже собака, так вот они вместе и выходили. Все-таки мне одной заботой меньше.
И после бабушкиного ухода тоже ни мне не посочувствовал, ни сам слезинки не проронил. А ведь любимая бабушка!
Я думала: всё. Я уже потеряла самых своих любимых людей, хуже не может быть. Оказалось, может.
В один не прекрасный день на домашний телефон (я от него до сих пор не отказалась, всё боялась, вдруг с сотовым что, а нужно будет срочно врача вызывать) мне позвонила женщина. И сказала, что она ищет своего ребенка, которого когда-то в больнице оставила.
Всё совпало: даты, как она себя описала. Плакала, рассказывая, как родители заставили отказ написать. И увезли ее в другой город, переехали, позора боялись. И как отец ребенка ее нашел, они поженились, у них уже двое детей, но они всегда мечтали первенца найти. Только вот тайна усыновления не давала. Потом бизнес ее мужа сильно в гору пошел, в семье появились по-настоящему большие деньги. Такие, которые многое позволяют сделать. В том числе, и усыновленного ребенка найти.
Женщина так плакала, так просила «хоть одним глазочком на утерянного сына глянуть». И умоляла разрешить сделать генетическую экспертизу. Просто чтобы знать и прекратить поиски. А если подтвердится, то она будет уверена, что ее дитю хорошо живется.
Конечно, я разрешила. Мне скрывать нечего. Мы ведь с Борей семья. Пусть он сочувствовать не умеет, а любить-то – еще как! Он меня очень любит, я знаю!
Как же я ошибалась!
Экспертиза подтвердила: Боря их ребенок. А после дня, проведенного со своими потерянными родителями, у Бори словно крышу снесло: видимо, они постарались продемонстрировать все свое благополучие и даже богатство, то, что он приобретет, если будет жить с ними, а не с бедной бывшей мамочкой в жалкой двухкомнатной квартирке среднего городишки.
Боря с новыми родителями быстро все решили. Деньги, опять же, многое могут. Даже суд организовали, чтобы и со стороны закона все чисто было.
А меня папаша после суда в известность поставил: теперь он бизнес за границу переводит, выходит на новый уровень. И они туда уезжают всей семьей, на ПМЖ.
На мои слёзные мольбы разрешить хотя бы иногда позвонить, узнать, как Боренька, плечами пожал. Зачем? Мальчику уж точно лучше будет, чем у меня. С родными родителями, а не с чужой тетенькой. А то, что я его 12 лет растила, ну и что? Не я, так другая семья бы взяла, на усыновление здоровых детей очередь.
К нам сын привыкнет, объяснил он, к хорошей жизни быстро привыкают. А если постоянно о бывшей матери напоминать, это для психики вредно. Собаке и то хвост сразу отрубают, а не постепенно.
Деньги мне предлагал, компенсацию за расходы, много. И удивился, когда я отказалась.
А Боря даже не позвонил ни разу. Уж что-что, а домашний номер наш наизусть знает, мог бы возможность найти. Если бы захотел. Уж молчу о том, чтобы хоть попрощался по-человечески. Нет, только, когда уходил в последний раз с ними, бросил: «пока, ма…», и осекся.
Так и осталась я одна. Нет, неправда, со старенькой уже Жужкой. Вот уж кто точно и любить, и сочувствовать умеет! Хорошо хоть, фотографии у меня остались. Мамочки, Глеба и нашего сыночка Бореньки…
И вот теперь я часто думаю: а может, гены тут и не при чем. Это видимо, моё воспитание виновато. Потому что я, наверное, тоже бездушная: ведь радуюсь, что мама до этого не дожила…