– Мишаня, оплати, я на улице жду, – и ужом выскочил из магазина.

Мишка и глазом моргнуть не успел, как друга и след простыл, а вот кассир и, вдруг непонятно откуда взявшийся, охранник – остались. Мишка полез в карман за деньгами, но трех тысяч у него просто не было. Мишка и денег то взял только на дорогу туда да обратно. Вызвали полицию, оформили кражу. Мишка мог бы сказать, что парня не знает, но это было не в его характере, да и видео из магазина показало, ребята по магазину долго вместе ходили, друг друга знают и аферу провели запланировано. На Мишку оформили привод в полицию и освободили только после приезда матери, которая привезла злополучные деньги за покупку. Вернувшись в деревню, Мишка попробовал, было, стребовать с Родьки наушники, но тот стоял на своем – наушники не брал, оставил на кассе. И вообще все это шутка.

А летом Мишкины документы с военного училища вернулись обратно.

Вылетев с работы на ферме, Родька, казалось, поутих. Пару недель деревня жила спокойно. Бабки даже стали шептаться, что Родька, наконец, остепенился.

Но не тут-то было.

Семеныч, вечно пьяный тракторист, обычно бросал своего стального коня возле дома. Вот Родька на тракторе до коровника сгонял, зачерпнул полный ковш навоза и вывалил под калитки наиболее говорливым… Утром народ встал, а тут… из дома не выйти. А народ на электричку на работу собрался. Все торопятся, что делать? Кто кучу давай откидывать, кто через забор перелезать, кто сверху досками закидал. Кинулись к Семенычу, а тот ни сном, ни духом. А на другое утро опять пол деревни в навозе.

До того довел, что на шум проезжающего трактора народ выбегала к воротам. Мужики грозились, – Поймаем – ноги повыдергиваем!

Но Родька, словно поняв, что перестарался, опять попритих.

Но ненадолго…

Жили в деревне Дед Егорыч и бабка его Настасья. Старикам уж за восемьдесят перевалило. Жили они одиноко. По будням потихоньку возились в огороде, да по хозяйству, а по воскресеньям, как водится, ходили в церковь. Своей то в деревне не было, так они в село ездили.

И вот, как-то вечером, Родька залез в палисадник к старикам, накинул на себя простынь с дырками для глаз и нарисованными зубами, включил подсветку, запись с завываниями и давай по палисаднику «порхать».
Попугать, вероятно, хотел. Вот только дед оказался не из пугливых, жизнь изрядно помотала, да и пострелять пришлось.

Егорыч вышел на крыльцо с берданкой (и где она у него столько лет хранилась?), Передернул затвор, да и бабахнул в охальника зарядом дроби. Попасть не попал, подслеповат был, но Родька со страху оконфузился. Да и мало того, что сам в штаны наложил, угораздило пацана свалиться в выгребную яму, что была тут же в палисаде, прикрытая полусгнившим деревянным щитом. Повезло парню, что ассенизатор приезжал на днях, да яма у стариков неглубокая.

На звук выстрела прибежали соседи. Смотрели, ржали, кидали советы, вот только руки никто не подал, и вылезти не помог. Кто-то вызвал Иваныча, местного участкового.

Иваныч примчался к месту происшествия на служебном УАЗике. Звонок, поднявший его из за стола, ошарашил его, привыкшего ко всякому, до полного изумления: «Иваныч, приезжай скорей, Егорыч приведение поймал!» Место происшествия обступила плотная толпа односельчан, сквозь которую Иваныч едва пробрался.

– Ну, что тут у вас?

И ошарашено замолк. У выгребной ямы, как солдат на посту, со своей берданой стоял Егорыч. А в яме, в непонятного цвета балахоне копошился… Родька. Иваныч присел у края ямы на корточки, пристально посмотрел на Родьку и выдал:

«Ну, что, говнюк, вляпался?»

Стая ворон с карканьем взмыла в ночное небо, вспугнутая громовым хохотом. Смеялись все – и Егорыч, и участковый, и сельчане.

А потом пошли суровые полицейские будни. Прямо на месте был составлен протокол, собраны подписи свидетелей. Иваныч составил акт и забрал у Егорыча берданку.

И только после этого кинули веревку Родьке, и всей деревней смотрели, как парень выбирается из выгребной ямы.

А Иваныч , со словами, – не хочу, чтоб ты мне машину угваздал, – связал веревкой Родьке руки и привязал его к ручке дверцы. А до участка через всю деревню пилить. Но ехал Иваныч медленно, следил, чтоб Родька поспевал. А тот плелся через всю деревню, издавая незабываемый запах.

Через неделю Родька из деревни пропал, но еще долго шли разговоры да пересуды. И с тех пор повелось, если кто-то начинал зло шутить, да свою вину на чужого валить, осаждали, – «в дерьмо собрался?» …
Автор: Яна Ярова