Я помню звук артобстрела — глухой, рвущий воздух.

И тишину после.

Ту самую, когда не знаешь, кого уже нет.

Помню запах хлеба, который давали раз в день.

Кусочек, меньше спичечного коробка.

Его клали на ладонь, и ты чувствовал себя живым.

Помню девочку, Лизу, из соседнего дома.

Худенькая, с белыми косичками.

Каждое утро она выходила во двор и махала всем рукой:

— Мы живы!

А потом перестала выходить.

Когда пробили блокаду, я не кричал, не смеялся.

Я просто стоял и смотрел на солнце.

На это огромное, живое солнце.

Я не верил, что оно ещё существует.

Потом была служба, война, работа.

Завод, семья, сын, внуки.

Но каждую зиму, в январе, я беру старый плащ, достаю медали и иду туда —

по дороге, по которой когда-то шли фуры с хлебом.

Той дорогой, по которой в город входила жизнь.

Я иду медленно.

Каждый шаг — это память.

Каждый вдох — это благодарность.

Иногда кажется, что они идут рядом.

Мама, сестрёнка, Лиза.

Молча, тихо.

Я слышу их шаги — лёгкие, невесомые.

И я говорю им:

— Видите, я дожил. Я иду за вас.