Сил спорить с противной женщиной у Любы не было. У неё, как понервничала, зашумело в ушах, запульсировало, охватила дурнота.

Люба обхватила молчавших сыновей и пошла домой.

***

Василий заявился вечером, постучал в дверь, Пашка впустил его.

— Пап, ты зачем ушел от нас? — начал он пытать отца.

— Мал ты еще, чтобы я отчитывался перед тобой. Не лезь Пашка, во взрослые дела, подрастешь — поговорим.

Люба лежала в постели, потухшим взглядом смотрела в стену.

— Чего разлеглась? — вместо приветствия фыркнул бывший муж. — Вечно прикидываешься, то беременная, то больная, то слабая! И всегда так было! В-общем так: дочку у тебя забираю. Вижу, не справишься ты с ней. И потом, Тамара Борисовна, сказала мне, что не сегодня-завтра из органов опеки к тебе явятся, на учет будут вашу семью ставить.

— Ой, Вася… Помоги, поговори с этими «органами», — опомнилась Любовь. — Попроси чтобы оставили мне Настеньку.

— Какую Настеньку?

— Дочку нашу.

— А-а.

Василий походил по дому, недовольно измеряя шагами пол:

— Думаешь, троих потянешь? — огрызнулся он. Голос его набирал обороты, — Я с терапевтом разговаривал, говорит, ты насквозь больная!

— Больная, Васенька. Лечиться буду.

— Говорю, отдай мне дочку на воспитание! По-хорошему не отдашь — всех троих у тебя отберу!

— За что ты так со мной, Вася…

Люба расплакалась. Василий рассердился:

— Опять завелась, тьфу, тряпка! Тут проблему решать надо, а она — плакать! Я пока еще в нашей семье главный, так что я буду решать, как нам жить дальше!

— А живёшь то не с нами…

Коля притих, поглядывая на отца. В голове его не укладывалось, как так, их хотят у матери забрать?

Пашка подскочил к отцу:

— Батя, не доводи маму. И сестренку не смей забирать.

— Ты чего, Пашка, на родного отца голос повышаешь? У нас мать больная, о ней сейчас думать надо! А ребёнком я сам займусь! Когда мать поправится, тогда и привезу дочку к вам!

***

На следующий день все было кончено: Василий самовольно забрал дочку из роддома. В этом ему помогла заведующая, Тамара Борисовна — сама оформила все документы, сама вынесла ему ребёнка, запелёнутого в одеяльце.

Василий радовался:

— Красавица моя. Пацанами я уж наигрался, а тут — девочка, какое счастье!

Заведующая роддома улыбнулась:

— Полиночка сказала, что вы коляску красивую купили. И имя вы уже придумали — Олеся, одобряю, мне очень нравится.

Василий кивнул, прижимая к себе дочку:

— Это Полина придумала Олесей назвать, я б сам не додумался. Спасибо вам, тёща, как освободитесь от работы, приезжайте к нам домой. Полина накроет стол, посидим в узком семейном кругу, отпразднуем, появление в нашей семье нового человека.

Василий ушел, а Тамара Борисовна посмотрела ему вслед.

«Ну вот и хорошо, славно получилось» – подумала она.

Дочь Тамары, Полина, была бесплодна.

Обширная операция на брюшной полости в подростковом возрасте лишила ее возможности иметь детей.

Полина с диагнозом давно смирилась и даже подумывала о том, чтобы усыновить кого-нибудь из приюта.

А тут подвернулся удачный случай — после очередной ссоры с Полиной, Василий вернулся к своей жене, а та забеременела и родила ребенка.

Тамара Борисовна, наблюдавшая за Любой, поняла, что можно отобрать у женщины ребенка и отдать его на воспитание Полине.

Так она сразу двух зайцев убьет: Полина ощутит радость материнства и ей не придётся усыновлять чужого ребёнка из детдома. Ведь проще воспитать ребёнка Васи, чем детдомовца с неизвестными генами.

***

Не смогла Люба отвоевать дочку.

Она горела лихорадочным огнём, впадала в беспамятство и приходила в себя на крыльце дома разлучницы.

Василий выходил к ней, ругался и поднимая, отвозил на машине обратно домой:

— Чего приползла? Всё нормально у нас. Дочь сыта и спит. Какой ей от тебя толк? Ты же даже на руках её удержать не сможешь. Лучше возвращайся домой и спи!

Несколько раз Любу забирали в больницу, где лечили от жара и выписывали домой.

После очередной выписки она снова слегла и не смогла встать с с кровати. Два года женщина находилась на границе между жизнью и смертью, она сильно похудела, под глазами залегли тени.

Пашка с Колей каждое утро со страхом вглядывались в ее лицо, пока она спала.

— Живая или нет? — перешептывались они.

Люба вздрагивала и просыпалась, после чего мальчишки оживали.

Соседка Клава приходила каждый день, помогала мальчишкам убирать в доме и готовить.

— Молитесь, мальчики, чтобы мать ваша жива осталась, — шептала она Коле с Пашей.

Со временем Люба лишилась одной почки, это были самые страшные дни для неё и сыновей. Но вопреки сложностям, женщина выжила и потихоньку приходила в себя после болезни.

Время от времени Пашка ездил на велосипеде в соседнее село к отцу. А возвращаясь домой, рассказывал матери, Кольке и соседке:

— Наша Олеська снова подросла и уже начала говорить.

Люба садилась у окна и задумчиво разглядывала улицу.

— А какие у неё волосы, сынок?

— Как у тебя, мам — светлые кудри, колечками, — с любовью произнес сын.

— А глаза у неё какие, Пашенька?

— Серые, как у Кольки.

— Как бы мне хотелось увидеть её.

— Мам… Она подрастет и я тебе ее привезу.

***

Шли годы. Пашка с Колей продолжали навещать отца, хоть и видели, что его новая жена не рада видеть их.

— Опять эти двое прикатили, — шипела она. — Засели с Олесей в комнате, гогочут.

Василий уговаривал жену потерпеть:

— Прекрати, Полин, это ж дети. Это родные братья нашей Олеси. Смотри какие вымахали орлы. Надо было и их забрать к нам жить. Через несколько лет они станут самостоятельными, работать пойдут. Помощниками станут. Жаль, Любка живучая, не удалось её лишить родительских прав.

Полина недовольно возразила:

— Еще чего не хватало, добровольно взять в дом вредителей? Которые будут ненавидеть меня за спиной, обзывать мачехой и никогда не полюбят?

Василий вздохнул, ни слова больше не сказав. Еще бы он взялся упрекать жену — благодаря ей и тёще, Василий жил в добротном доме, ходил в новеньких вещах и ездил на машине жены.

И хоть Полина не родила ему детей, зато разрешила принести в дом его родную дочь. Нет, перечить новой жене он не мог, так как был многим обязан ей.

***

Когда Олесе исполнилось пять лет, Полина заикнулась мужу о том, что хочет удочерить дочь своей двоюродной сестры. Та родила без мужа и скончалась в родах, а ее осиротевшая новорожденная дочь рисковала угодить в приют.

Полина заявила мужу:

— Это мой шанс, Вася! Я могу стать матерью девочке, с которой меня связывает кровное родство.

Василий, к тому времени уже уставший от участия в воспитании детей, вспылил:

— Забудь про эту затею, Полина. Нам потом придётся растить двоих детей, а это сложно. Я не хочу отдавать свои заработанные деньги на воспитание чужого ребёнка.

Полина возмутилась:

— Ну надо же до чего ты хитрый жук! Значит, когда речь зашла про твою дочь, ты сразу же притащил её в наш дом, а стоило мне заикнуться про девочку моих кровей, ты стал несговорчивым! Хорошо, если тебе тяжело тянуть двоих детей, давай сдадим Олесю в приют.

Василий вскочил со своего места:

— Да как у тебя язык повернулся сказать такое, Полина? Разве ты не испытываешь к Олесе материнских чувств?!

— Нет, — холодно ответила Полина. — Какие я могу испытывать к ней чувства, если не рожала её? Я постоянно гоняю мысли в голове о том, что воспитываю чужую дочь. Мне это претит и я стараюсь не привязываться к ней. И вообще, когда ты принёс Олесю в дом, ты говорил, что её мать еле ходит и вот-вот помрёт. А эта женщина до сих пор жива! Я боюсь, что она откроет Олесе секрет о том, кто её настоящая мать и переманит её к себе!

Василий разволновался и попытался обнять жену:

— Дорогая… Мать ведь не та, кто родила, а та, кто воспитала. Олеся любит тебя, а Любу она никогда не видела в глаза…

Женщина отпихнула мужа и достав из сумки фотографию молодой женщины, протянула ему:

— Давай ближе к делу. Посмотри, это снимок моей покойной двоюродной сестры. Мы ведь похожи с ней? Так вот, с её девочкой все будет по-другому. Малышка будет по-настоящему моей, ведь её матери нет в живых.

Василий вспылил:

— Я не хочу опять через всё это проходить! Я устал от пеленок и детских криков. Хочу в кои-то веки пожить для себя, а не для детей. Я ведь от Любы ушел потому что устал от семьи! Мне каждый день приходилось думать о том, где взять продукты для большой семьи, во что одеть детей! Я устал всех тянуть! Мне казалось, с тобой я обрел покой.

Полина едко усмехнулась:

— Всё понятно, ты думаешь только о себе. Почему я должна выпрашивать у тебя согласие, если я могу сама всё решить? Мы удочерим еще одну девочку и точка!

Несмотря на протест Василия, Полина отправилась оформлять документы на ребёнка. А когда принесла еще одну малышку в дом, то сразу охладела к старшей дочери Олесе.

***

Люба вышла на крыльцо и посмотрела вдаль, приложив ладонь ко лбу: не бегут ли её мальчишки и… дочь.

Павел, старший сын, совсем повзрослел, ему исполнилось восемнадцать лет, он окончил школу и поступил; Коле недавно стукнуло шестнадцать, он мамин помощник и отрада. А Олесе — шесть.

Полина, недавно удочерившая малышку Инну, переключила внимание с Олеси на младшую дочь, и совсем перестала следить за Олесей, девочка часто болталась во дворе, предоставленная сама себе.

Паша с Колей начали забирали сестренку к себе домой, они сажали девочку на велосипед и уезжали в соседнюю деревню.

Когда сыновья впервые привезли с собой Олесю, Люба едва не лишилась чувств.

…Оказавшись в первый раз в доме Любы, девочка обошла все комнаты, разглядывая их. Люба, прижав руки к груди, шла следом за ней.

Олеся обернулась:

— Пашка сказал, что ты моя настоящая мама, потому что ты меня родила. Я росла у тебя в животе.

Люба кивнула головой и расплакалась, не став ничего говорить.

Олеся, которую она видела во сне, которую так хотела увидеть и прижать к себе, оказалась чужой.

Люба не чувствовала к ней ничего, кроме горького, тягостного чувства похожего на ревность, отчаяние и зависть к той, которая посмела украсть у неё дочь.

— Тебя украли у меня, Олеся. Ведь ты была такой хорошенькой и маленькой… Прости что не смогла забрать тебя!

Олеся растерянно смотрела на родную мать и не знала что сказать.

— Не плачь, тётя, — прошептала она.

***

Олеся росла ласковой, она любила и Полину, считая её мамой, полюбила и Любу.

Люба с такой радостью и нежностью относилась к девочке, что та невольно прониклась к ней.

С годами Олеся привыкла жить на две семьи.

Эпилог

Пашка отучился в юридическом, нашел работу и женился. Он часто навещал мать:

— Мам, давай подадим на Тамару Борисовну в суд, — предложил он. — Я до сих пор помню, как она лишила нас сестры.

Люба покачала головой:

— Не надо, сынок, Бог её уже наказал.

— Всё равно накажем её, мама. Такое злодеяние, которое она совершила невозможно простить! Она забрала у тебя дочь!

— Нет, сынок. Не хочу ворошить прошлое, снова переживать эту боль…

Тамару Борисовну уволили несколько лет назад по статье, выявив какие-то махинации. Бывшую зав.роддомом отдали под суд, она отсидела несколько лет и вернулась домой. Единственная её дочь, Полина, отвернулась от неё, прекратив общение.

Тамара Борисовна совсем сдала, состарилась, обросла болезнями и еле ходила, опираясь на трость. Теперь Люба часто сталкивалась с ней в больнице, куда ходила лечиться.

Василий пил, иногда приходил к Любе жаловаться на жизнь.

Говорил все об одном: мол, жена его не ценит, попрекает, машину отобрала.

Старшие дети Василия выросли, вот он и тянулся к ним, да только Паша с Колей сторонились отца.

Олеся каждую свободную минуту уезжала к Любе: Люба была к ней настолько добра, что нашла дорогу к сердцу дочери, пусть даже та и воспитывалась в чужой семье.

После окончания школы Олеся переехала жить к настоящей матери. Так жизнь вернула Олесю в семью, а также вернула всё на круги своя.

С отцом Олеся общаться не желала. С Полиной и сестренкой виделась, но без особой охоты.

Каждый раз, когда Василий пытался увидеться с дочерью и поговорить, она задавала ему один и тот же вопрос:

— Зачем ты забрал меня у мамы?..

Василий не мог ответить, отводил глаза и уходил.

Олеся удачно вышла замуж, родила двоих детей. Став матерью, она прекратила общение с Полиной. И стала называть мамой Любу. Ее она и забрала к себе жить, а когда та состарилась, ухаживала за ней до последнего её дня.

Мамочки!