Да и вообще, что за мужики нынче пошли? Бывшим жёнам квартиры, что совместно нажили, вот так запросто оставляют, детям от первого брака тоже квартиры покупают, а вторые жены с детьми чем хуже? Мол, жена твоя бывшая в собственной квартирке живёт, и в ус не дует. Сын твой и дочка тоже в квартирах собственных живут припеваючи, а моя дочь да внучка по съемным хатам скитаться должны? Нет уж, зятек дорогой, если ты взялся за гуж, так и не говори, что не дюж. Коли впрягся в телегу семейной жизни, так будь добрым, делай так, чтобы не только бывшим твоим хорошо было, а и нынешние не в обиде были.
Красноречиво посмотрев на свою дочку, Анечку, Ирина Викторовна едва заметно подмигнула ей, мол, смотри, и учись, Анька, как с ними, мужиками бестолковыми, разговаривать надо.
Анечка как- то стушевалась, на мать шикнула, мол, не лезь, мама. Скромно опустила глазки в пол, как будто и не при делах она, и знать не знает, да ведать не ведает, о чем это маменька ейная толкует.
И ведь так натурально смутилась Аня, что Вадик даже засомневался. А ну как и правда не при чем Аня?
Задумчиво глянув сначала на Аню, а потом на Ирину Викторовну, Вадик молча продолжил пить чай. Нарочно громко прихлебывал, шумно дул , и молчал, словно воды в рот набрал. Хотя, и так набрал, только не воды, а чаю.
Ирина Викторовна, возмущённая равнодушием Вадика буквально взорвалась. Брызгая слюной во все стороны, махала женщина руками и кричала о том, что нормальные мужики, прежде чем семью заводить, должны позаботиться о том, куда эту семью привести. Да и вообще, не дело это, с ребёнком по чужим хатам скитаться. Мол, твои ребятишки с какой такой радости жильём обеспечены? А бывшая твоя? А моя дочь что же? Лицом не вышла, чтобы в собственной квартире жить? А внучка моя чем хуже твоих детей?
Вадик, допив свой чай, всё так же молча встал, подошел к двери, открыл ее настежь, и, театрально поклонившись, сделал жест рукой, мол, милости прошу, на выход, милая тещенька!
Ирина Викторовна, вытаращив глаза, жадно хватала ртом воздух, и смотрела на Вадика так, что должен был он от этого взгляда упасть замертво.
Каков негодяй! И замертво не упал, и взгляда грозного не испугался, ещё и паясничать вздумал, да её, Ирину Викторовну, из дома гонит, на выход указывает!
Вадик, сделав грозное лицо, да такое, что Ирина Викторовна малость струсила, рявкнул так, что аж стены задрожали.
– Ну??? Вам помочь, или сами дорогу найдете? На выход, тётенька! И ты, Анечка, тоже на выход, если чего не устраивает! Пожили, и будет с меня. А то квартиры вам подавай! А ничего не треснет у вас от квартирки- то, мама?
Ирина Викторовна, сделав скорбное личико, повернулась к дочери, и скомандовала, мол, пошли, Аня! Не видишь разве, что неугодные мы тут?
Аня, негодница такая, вместо того, чтобы как обычно, послушать мать, упёрлась рогом своим, и твёрдо сказала:
– Иди, мама! Иди! Вот кто тебя просит вмешиваться? Мы и сами разберёмся, без тебя!
Ох и возмущалась потом Ирина Викторовна! Ну каков гусь, этот Вадик! А с виду такой приличный был, сговорчивый, да перспективный. И зарабатывает хорошо, а вот поди ж ты!
И Анечка тоже хороша! Уж сколь раз ей было говорено, что с мужиками, тем более такими, как Вадик, мямлить да рассусоливать нельзя! Мужики такие на дороге не валяются, а если и заваляются где случайно, так быстро их поднимут ушлые дамочки, да окучат как следует.
Ай, да что с этой Аньки взять! Полоротая она и есть. Мямля. Тюха. Бесхребетная. Вся в отца.
Отец у Аньки тоже такой же. Ни украсть, ни покараулить. Всё чего-то мямлил, мол, жить по совести надо, чтобы и перед собой не стыдно было, и от людей краснеть не пришлось.
И где она, совесть эта его?
Нет, совесть-то у папаши Аниного на месте, там, где ей и полагается быть. Только за всю жизнь свою с этой совестью кроме грыжи позвоночной и не заработал он ничего толком.
Хотя, может и заработал ещё какую болячку. Откуда это Ирине Викторовне знать? Развелась она с ним, слава Богу, ещё много лет назад. А про грыжу случайно узнала, Аня сказала.
А ведь мог! Мог Миша жить по людски, по человечески, если бы совесть свою засунул куда подальше.
Ой, да тьфу на него, Мишку!
Вот она, Ира, с совестью своей совсем не дружила. Что толку от этой совести? Ни денег с ней не заработать, ни имущества.
Не сказать, что много смогла заработать Ирина, но кой- чего удалось ей. Дом приличный отстроила, такой, каких в их поселке раз, два, да обчелся. Магазинчик, пусть и небольшой, а доход с него стабильный. База отдыха на берегу озера со стабильным потоком туристов. Маленькая пока, но расширяется Ирина Викторовна, вкладывается в нее. Глядишь, скоро настроит домиков с пару десятков, и будет в шоколаде.
Ну и что, что не любят ее, Ирину, в поселке. Ну и пусть осуждают ее. Какая ей печаль от этих осуждений? Зато живет она, и в ус не дует.
А все потому, что наперед думать умеет. Договариваться с людьми умеет. Себя подать выгодно может. И в ухажерах разборчива. С каждым встречным- поперечным, да с нищими неудачниками не станет встречаться, потому что цену себе знает.
Она и Аню пыталась правильно воспитывать, и говорила, что, мол, любовью сыт не будешь, и совесть на себя не наденешь. В нашей жизни деньги решают все. Да только не послушала ее дочь. Спуталась с неудачником нищим. Что ты, любовь!
Ирина Викторовна, как узнала об этом, чуть волосы не выдрала на Аниной голове. Она- то приглядела ей в женихи более перспективный вариант, а теперь что? Пузо скоро на нос полезет, а варианту перспективному чужой приплод не очень нужен.
Хотела она дочурку в больницу сводить, чтобы раз, и нет проблем, да только Аня в позу встала, нет, и все тут. Да и срок такой, что ни одна больница не спасет.
Смилостивилась мама. Рожай, что уж теперь. И с этим своим живи. Только с условием, что жить у меня будете. Не позволю я дочке единственной скитаться не пойми где.
Вполне логично, что ничего у Ани с любимым не вышло. Мамочке спасибо сказать надо. Уж так старалась она, так старалась, что не выдержал он нападок любящей мамочки, да сбежал. Он и Аню с собой звал, мол, давай уедем, будем жить сами, без указок. Только испугалась Аня. Куда ехать? С ребенком маленьким на кочку голую?
Сначала испугалась, а потом пожалела. Уж лучше бы на кочке голой жила, чем по указке матери.
Так и жила Аня. Помогала маме. То в магазине работает, то на базе. Мама тогда начала сватать Аню всем подряд, искала перспективный вариант, а Аня только отмахивалась, мол, не нравятся они мне, варианты твои. Я себя товаром каким- то залежалым чувствую.
С Вадиком Аня на базе и познакомилась. Сама, без маминой помощи. Он отдохнуть приехал, порыбачить, вот и разговорились. И номерок он у нее попросил.
Поначалу просто общались, переписывались. А потом он Аню на свидание позвал. И пошло, поехало. Слово за слово, и оказалось, что много меж ними общего. И Аня Вадику понравилась, и он ей тоже.
Мама уже пробила, что за Вадик, и хмыкнув, кандидатуру одобрила. Ничего так Вадик. Нормальный. Перспективный, в разводе, двое детей. Дети быстро вырастут, и вылетят, отлепятся от отца, а он со своими перспективами останется. Да и вообще, при грамотном подходе мужика от детей родных отвадить- раз плюнуть. Уж она, Ира, в этом сто раз убедилась. На собственном опыте.
Только Анька полоротая. Вот сроду мать не слушает. А ведь она, мать, дурного не посоветует.
Почти пол года переписочки дурацкие вели, да встречались изредка. Мать уж и так, и этак Анечке талдычила, что надо хватать его, пока не сорвался. Съезжаться надо, пока не остыл, пока голова думать не начала. Да куда там! Завела Аня свою песенку о том, что, мол, сами разберемся.
Разберутся они, как же! Уж кому, как не ей, Ирине Викторовне, знать, как это бывает? Проворонишь, проморгаешь, упустишь времечко, когда тепленький мужик, и все, пиши пропало. Как начнет он головой думать, взвешивать все за и против, так все, считай, что сорвалась с крючка рыбонька.
Вадик через пол года сам созрел. Не сорвался, а наоборот, предложил Ане жить вместе. Мол, взрослые же люди, Ань.
Они и расписались тихо, без пафоса. Без нарядных костюмов и белых платьев.
Ирина Викторовна только ручки потирала, мол, молодец, дочь, захомутала мужика. Перенимаешь потихоньку мою науку. Теперь только смотри, держи крепче, не расслабляйся. От детей его отваживай, нечего деньги из семьи налево разбазаривать. Взрослые дети, студенты уже, пусть сами думают, как жить и что делать. А то привыкли, понимаешь, отца доить! Мы, мол, Аня, и без них его доить будем. Сами.
Аня с матерью огрызалась, мол, это его дети, и он обязан. А ты не лезь. Что-то ты от папиной помощи не отказывалась, несмотря на то, что и я студенткой была. Здорово его доила.
Ирина Викторовна с дочерью не спорила. Молодая она ещё, глупая. Нет у неё ума житейского, и хватки волчьей нет. Ну ничего, это дело поправимое. Как говорится, вода камень точит. Почаще говорить надо на больные темы, а там, глядишь, и дойдут слова- то до Аньки. Только очень уж не понравилось Ирине Викторовне, что своего угла нет пока у Вадика. Даже не за Вадика она переживала, а за дочку, Анечку. Квартирку, что Вадик с женой бывшей вместе нажили, оставил он ей. Ну куда деваться, благородный такой, что спасу нет. А мог бы поделить, между прочим. А то жирно бывшей жене такую квартиру!
И дочке с сыном по студии купил. Не дорого отдал, потому что убитые они были. Ремонт сам делал, своими силами, поэтому еще сэкономить получилось.
Вот не дурак ли? Мало того, что алименты платил, как полагается, еще и квартирками их обеспечил!
Сколько уж она Анечку учила, как мужика окучить, чтобы жильем он ее обеспечил! Как встретятся, так заводит мама свою песенку. И по телефону тоже.
Только Анька полоротая. Вот сроду мать не слушает. Только знай себе, твердит: мама, не лезь, не вмешивайся, мы сами разберемся.
Разберется она, как же! Без нее, без мамы, так и будет всю жизнь на съемной квартире жить, и угла своего, собственного, не заимеет.
В тот день Ирина Викторовна была не в настроении. Мало того, что с базой отдыха проблемы возникли из-за жалоб, дело судом попахивает с непонятным пока исходом, так еще и Анька сроду умных людей не слушает. Еще и огрызаться вздумала, мол, мы сами решим, что и как нам делать, мама.
Когда Вадик пришел с работы, Ирина Викторовна была уже на взводе.
Разговор свой начала она издалека. О том, что у знакомой зять квартиру купил, да на дочку этой знакомой и оформил. Мол, не перевелись еще нормальные мужики- то!
Вадик на этот выпад не отреагировал, и Ирина Викторовна зашла с другой стороны. Мол, недвижимость в цене с каждым днем только растет. На цены глянуть страшно. А через год что будет? Вообще не укупишь квартирку!
Вадик молча пил чай, и казалось, что разговор тещи в одно его ухо влетает, а в другое вылетает.
Аня, шикнув на мать, тут же получила отпор, и замолчала. Ну ее, с ней, матерью, спорить, себе дороже обойдется.
Ирина Викторовна, едва сдерживаясь, пыхтела, как паровоз, выпуская пар из ушей.
-Только дураки, только финансово неграмотные, дремучие люди будут годами снимать квартиру, вместо того, чтобы купить что- то свое. Вот сам посуди, Вадик: платеж по ипотеке чуть больше, чем ты за аренду отдаешь, только разница тут огромная. Или дяде чужому денежки отдавать, за стены чужие да крышу не собственную, или банку, но зато тут- то свое будет.
Когда и на этот раз Вадик промолчал, Ирина Викторовна, не сдержавшись, озвучила претензии, скопившиеся в ее обиженной душе. И про то, что бывшей жирно в квартире жить. И про то, что дети его тоже жируют в собственном жилье. А ее дочка да внучка по чужим углам мыкаются. Мол, или покупай квартиру моей дочери и внучке, или заберу их, к себе в посёлок.
И уж совсем не ожидала Ирина Викторовна получить такой отпор. Каков гусь этот Вадик! Ей, Ирина Викторовне, на дверь указал!
И Анечка тоже хороша! Нет бы мать поддержать, а она! На сторону Вадика встала! А между тем она, Ирина Викторовна, ради неё, ради дочки Анечки старается, чтобы с голым @адом не осталась дочурка в случае чего.
За внучку бабушка переживает, чтобы и та с квартиркой была. А то где же справедливость, когда своим детям купил Вадик квартиры, а её девчонкам нет.
И совсем забыла любящая мать, что внучка её не дочка Вадику. Не обязан он её жильем обеспечивать. Вот хоть ты тресни, но нет у него такого обязательства.
А себе они с Аней присмотрели квартиру, подальше от любящей мамы, в другом городе. Там и перспектив больше, и мамы рядом нет. Только маму оповестить об этом они забыли. А может и не захотели. Забили.
Уедут вскоре, когда дочка садик закончит. Ну, чтобы в очередной раз с места ребёнка не срывать. Пусть уж в первый класс на новом месте идёт.
И жизнь у них будет своя, собственная. Где нет мамы с её наукой и контролем.
Конечно, для мамы это будет ударом. Вот удружила доченька! Сбежала подальше, не спросив совета! Против матери пошла, негодная!
Ай, да что с этой Аньки взять! Полоротая она и есть. Мямля. Тюха. Бесхребетная. Вся в отца.
Отец у Аньки тоже такой же. Ни украсть, ни покараулить. Всё чего-то мямлил, мол, жить по совести надо, чтобы и перед собой не стыдно было, и от людей краснеть не пришлось.
И где она, совесть эта его?
Ой, да тьфу на него, Мишку!