Олеся, закусив губу до боли, молчала. Она уже устала объяснять, что ни с этим наследством, ни с тем, кто это наследство ей оставил, она не хочет иметь ничего общего. Ну не понимают люди очевидных вещей, так и стоит ли кому- то что- то доказывать? Только и слышно, что она, Олеся, совсем даже не умная, а наоборот, очень глупая женщина, раз отказывается от этого неожиданного наследства. Ну и что, что этот дом ей оставил отец, которого она видела в последний раз почти 30 лет назад. Ну и что, что в довесок к дому прилагается старый, больной, и практически немощный отец. Ну и что, что с этим самым отцом у нее нет ничего общего. Это же наследство, и надо непременно его принять. Даже пословица такая есть. Дают- бери, бьют- беги. Ну или с паршивой овцы хоть шерсти клок. Тут кому как нравится.
Олесе не нравилось ничего. Ни клок шерсти, ни вот это вот бери, когда дают. Брать то, что дают, сейчас уже не было необходимости, да и шерсти клок ей уже без надобности. Он нужен был тогда, когда жили они с мамой впроголодь. Зато отец в то время жил на широкую ногу, ни в чем себе не отказывал, но напрочь забыл о том, что у него есть дочь.
Олесе было 8 лет, когда отец в один день остался без работы. Оказалось, что незаменимых нет, вот и отца быстренько заменили, мол, в ваших услугах мы больше не нуждаемся.
Отец с мамой, потерянные, напуганные неизвестностью и неопределенностью, сидели друг напротив друга и решали, что делать. До сих пор помнит Олеся этот их разговор, слова отца и слезы матери:
-Я в Россию поеду, Катя.
-А как же мы, Слава? Что мы тут будем делать? Как жить? Как мы без тебя? Страшно тут, Слава.
-Я вернусь за вами, Катюша. Ну что ты, что ты, милая? Глупо ехать всей семьёй на голую кочку. Я один поеду, разведаю обстановку, узнаю, что там и как, и вернусь за вами. За тобой, за Олесей, за нашими родителями. За твоими и моими…
В то время в Казахстане было неспокойно, и только повзрослев поняла Олеся все страхи матери. Да уж, так себе ситуация, если честно. Мало кто уезжал вот так, в одиночку, спасая только собственную шкуру. Обычно уезжали сразу целыми семьями, а уже потом перетягивали и других родственников, но отец тогда решил по другому. Едет он один, и точка. Это не обсуждается.
Отец уехал в Россию, Олеся с мамой переехали к бабушке и дедушке. Так проще. Так безопаснее.
Поначалу отец звонил, сообщал свои нехитрые новости, мол, всё хорошо, не волнуйтесь. А потом он позвонил, и сказал матери, чтобы они его не искали.
-Ты не ищи меня, Катя, я не вернусь за вами. Устал я. С тобой, с Олеськой устал. Обрыдло все, понимаешь? Я только сейчас понял, что одному мне будет проще. Я жить хочу, хорошо жить, а не вот это все. Семья, дети. В Читу поеду, как устроюсь, помогать буду дочке. На развод сама подай, я не против.
Мама не спала всю ночь. Сидела возле телефона, заплаканная, жалкая. Все ждала, что отец сейчас перезвонит, и скажет, что это была глупая шутка. И Олеся сидела рядом с мамой. Маленькая, растерянная и напуганная. Бабушка капала себе сердечные капли и тихо плакала, глядя на Олесю, а дед нервно курил в форточку на кухне. Одну за одной. Именно потому, что деду разрешили курить в доме, Олеся и поняла, что все плохо. Обычно бабушка деда гоняла, мол, нечего мне в доме дымить, и дед послушно ходил на улицу, и только в каких-то экстренных ситуациях ему позволялось курить в доме.
Получилось так, что отец вычеркнул из своей жизни не только жену, но и дочку. После того звонка он пропал. Затерялся где- то на просторах большой страны, словно его никогда и не было.
Родители отца, бабушка и дедушка Олеси, вскоре тоже уехали из Казахстана в Россию вслед за сыном. Уехали тихо, молча, никому ничего не сказав. Просто продали всё, что было можно, и уехали. Может, если бы жили они в одном городе, Катя бы знала о том, что свекры уезжают, а так кто бы ей сказал? Видать не сочли нужным оповестить.
Мама Олесина в то время как обезумела. Вбила себе в голову, что Слава в беде, в опасности, что уехал он не просто так, и его надо непременно спасать. Ведь не бывает же такого, чтобы в один день человек изменил свою жизнь так кардинально.
Когда собралась она ехать в Россию, её отговаривали все. Куда? Зачем? Кто ждёт тебя там, Катя? Что тебя там ждёт?
Катя с пеной у рта доказывала, что поедет на поиски мужа. Они ему нужны, Слава их ждёт, и ему нужна помощь.
Мама Кати, Ольга Романовна, со слезами умоляла дочку не делать глупостей. Зачем срываться с места самой и срывать ребёнка? Пусть Олеся останется, не трогай ты девочку, Катерина! Обстановка везде так себе, еще неизвестно, где лучше, там или тут.
Никого не слушала женщина. Сделала так, как сделала. За бесценок продала все, что могла. Через десятых людей разузнала, куда переехали родители Славы, и уже собиралась ехать к ним, когда случилось несчастье. Ночью родительский дом сгорел.
Хорошо, что обошлось без жертв. Никто еще не спал, когда разошелся огонь. Если бы спали, то вряд ли хоть кто-то бы уцелел.
Вот так и решилась дальнейшая судьба не только Кати с Олесей, но и ее родителей. И хорошо, что Катя успела хоть что-то продать. Хоть невелики деньги, но с ними все же лучше, чем без них.
Отец, созвонившись с двоюродной сестрой, сообщил домочадцам, что они едут в Россию, в Сибирь, к родне. Пока так, а там будет видно. Ну и что, что поселок. Везде люди живут, была бы крыша над головой.
Трудно было всем. Из сил выбивались, чтобы хоть как- то выжить. И это хорошо еще, что было откуда ждать помощь. Конечно, родственники в тот момент не бросили их, хорошо помогали, и если бы не они, то пришлось бы совсем туго.
Сколько раз мама унижалась, звонила, писала свекрови, чтобы узнать, где сейчас находится ее муж, и все без толку. Каждый раз слышала она одни и те же слова: где находится Слава- мы не знаем, помочь ничем не можем, сами последнюю корку хлеба третьего дня догрызли.
Даже когда подала Катя в розыск, толку от этого было мало. Теперь уже люди в погонах разводили руками, мол, ничем не можем помочь, вон их сколько, бегунов этих. Бросьте вы, мол, это дело, гражданочка. Живите себе дальше. Ну и на кой сдался он вам?
Бросить мама не могла. Может и правда любила, а может просто в глаза Славе посмотреть хотела, чтобы лично он ей сказал всё то, что сказал по телефону.
До сих пор помнит Олеся, как они с мамой ездили в Забайкальский край к родителям отца. Поехали сюрпризом, без предупреждения. В принципе, получилось как в том анекдоте.
–А что, даже чаю не попьете?
Катя со свекровью и в Казахстане не очень близка была, поэтому на теплый прием и не надеялась. Хорошо хоть переночевать пустили, а то совсем печальная поездка бы вышла.
Бабушка Олесю обнимала, фальшиво улыбалась и все удивлялась, как она выросла, какая стала большая и красивая. Дед молча смотрел телевизор, будто не замечая нежданных гостей. Он всегда такой был, бирюк бирюком. Хмурый, угрюмый, неразговорчивый.
Олеся тогда увидела фотографию отца за стеклом в серванте. Красивый, загорелый, с широкой улыбкой и счастливыми глазами, он прижимал к себе двух белокурых малышек. Совсем еще маленькие, годика по 3 им. Эти девочки обнимали папу за шею, и тоже улыбались. На плече у папы сидел большой, разноцветный попугай.
Олеся заплакала. Это ее папа. Это ее он должен вот так обнимать. Это ей он должен вот так улыбаться. Широко, открыто. Это ее он должен держать на коленях. Она, Олеся, а не эти противные девчонки должна обнимать за шею папочку, обвивать его своими руками и прижиматься к нему. Она, она, она!
Бабушка, увидев, куда смотрит Олеся, быстро убрала фотографию. Просто сунула ее в книгу, и с шумом захлопнула сервант. Так, что аж стеклянные дверцы задребезжали.
Взрослые долго о чем- то разговаривали на кухне. То срываясь на крик, то переходя на шепот. Олеся целых 2 раза подходила к маме и шептала, мол, я кушать хочу, но та отправляла ее смотреть телевизор. В конце концов дед не выдержал, взял Олесю за руку, и повел на улицу.
-Ты пельмени любишь, Олеська? Пошли в пельменную, а то с этими бабами с голоду помрем. Пока это они языки свои вдоволь начешут! Я тоже голодный, аж в животе уже урчит. Слышишь, как громко?
Урчание дедова живота Олеся не слышала, зато слышала, как громко урчит ее живот. Особенно сильно он заурчал после того, как дед сказал про пельмени.
В пельменной было шумно, тесно, громко, и очень вкусно. И почему это заведение называется пельменной? Тут же кроме пельменей столько всего, аж глаза разбегаются.
Олеся с аппетитом уплетала пельмени, и глядела на деда. И ничего он не голодный! Взял себе томатный сок и графинчик. Пил из графина, морщился, и следом делал большой глоток сока.
-Ты ешь, ешь, Олеська. Чего квёлая такая?
Что значит это смешное слово- квёлая, Олеся не знала, но после еды ее разморило. Сидела она на деревянной лавке, откинувшись на спинку, и дремала. Дед, допив свой графинчик, потрепал Олесю по голове, мол, эх ты, горемыка ты моя! Пошли, поди уж разобрались бабы- то? Поди уж угомонились?
Олеся даже не помнила, как они с дедом дошли до дома. Проснулась она уже под утро, когда мама суетилась, красила заплаканные глаза.
-Проснулась, дочь? Ты прям как чуяла, что я тебя сейчас будить буду. Иди умывайся, и на вокзал поедем.
Когда Олеся проходила мимо этого серванта, она, сама не зная зачем, тихонько открыла его, и достав фотографию отца из книги, сунула ее себе под футболку.
Уже потом, когда приехали они с мамой домой, часто смотрела Олеся на фото своего отца, представляя, что это она рядом с ним, что это ее он обнимает, и ей улыбается.
Мама про отца больше не заикалась. Словно вычеркнула она его из своей жизни в один момент. И только когда подросла Олеся, когда стала взрослой, рассказала ей мама, что папа просто променял их, её и маму, на сытую, вольготную жизнь. Что тогда, когда приехал он в Россию, встретил женщину. Вполне состоятельную, обеспеченную, со связями, и просто продался. Зачем ему решать проблемы жены и дочки, когда есть женщина, которая сама умеет всё решать? И девочки эти- её дочки, которые стали дочками ему. Что её, Олесю, свою родную девочку, свою кровинку, он вычеркнул из своей жизни ради чужих детей, ради сытой жизни.
Ничего, наладилась жизнь и у Олеси с мамой, и у бабушки с дедом. Мама вышла замуж, родила ещё одного ребёнка, сына. Но никогда ни она, ни её муж, который стал Олесе не отцом, не отчимом, но очень хорошим другом, никогда они не делили детей на чужих и общих. Если ругали, то за дело. И хвалили даже за малейшие достижения. И родители отчима относились к Олесе хорошо.
Своих бабушку и деда по отцу никогда в жизни больше не видела Олеся. Правда, когда Олеся заканчивала школу, бабушка ни с того, ни с сего вдруг вспомнила, что есть у неё внучка, и стала заваливать её письмами. Звала в гости, мол, приезжай, хоть поглядим мы с дедом на тебя. Приезжай летом, отец твой в отпуск приедет, один. Тоже тебя увидеть хочет, соскучился сильно.
Олеся поначалу загорелась. Хотелось ей съездить, посмотреть на отца, на бабушку и деда. Мать с отчимом не отговаривали её, только молча вздыхали, и разговаривали между собой о том, что всё это неспроста. С чего вдруг через столько лет воспылали они к ней любовью?
К лету Олеся перегорела. Много думала она. Ехать или нет? Может, если бы отец написал ей, то поехала бы, не раздумывая, а так- зачем? Ни разу за все годы не слышала она его голоса. Ни разу не написал он ей ни строчки. Только копеечные алименты платил, да и то через раз.
Много лет прошло с тех пор. Выросла Олеся, уже и дети у неё большие, и мама не молодая. И бабушки, родители мамы и отчима, стали совсем старенькие, а дедушки ушли туда, откуда не возвращаются, оставив женщин одних.
И вдруг, ни с того, ни с сего, вспомнил папа, что есть у него дочь. Да не просто вспомнил, а по делу важному через маму обратился. В соцсети нашел ее, написал письмецо слезливое для доченьки.
Жить ему осталось два понедельника, он одинокий больной мужчина с нехорошим диагнозом. Случись что, и похоронить с почестями его будет некому. Я, мол, Олеся, признаю, что никудышный я отец, и любви твоей не достоин. Не заслужил. Может хоть жалости твоей удостоюсь? Многого не прошу. Досматривать меня не надо, ухаживать за мной тоже не надо. Не хочу тебе обузой быть. Хоть похорони меня по человечески, а то как собаку ведь зароют! Никого у меня нет кроме тебя, одна ты у меня, дочь. Других детей не случилось, а тем, что всю жизнь воспитывал, не нужен я оказался. Как заболел, так и вышвырнули меня, что кота лишайного. И не смотри, что на моих руках росли, соплюхи такие. Я дом родительский тебе завещал, ты наследница. Хочешь- жить сюда переезжай, а хочешь- продавай. На все твоя воля, доченька, только похорони меня по людски.
Олеся только плечами пожала. И зачем ей это наследство с довеском? Нет уж, пусть сам решает свои проблемы. Не поедет она его хоронить, потому что мысленно давно она его похоронила. Наверное тогда, когда смотрела на ту фотографию, где он, молодой, красивый, и счастливый, прижимал к себе чужих детей. Не было у нее отца тогда, когда он ей был нужен, так зачем сейчас зарубцевавшиеся раны бередить?
И знакомые, и родственники пальцем у виска крутили. И что уперлась Олеся? То ли сложно ей человеку похороны организовать? Зато дом в наследство получит. Что ни говори, а пара- тройка миллионов на дороге не валяются. Деньги нужны всем и всегда.
Только не нужен оказался Олесе ни отец со своими похоронами, ни дом его. Даже глядеть на него ей не хотелось, не то, что похоронами заниматься. В случае чего на земле никто его не оставит, и без нее похоронят. Кого обнимал в детстве, пусть те и оплакивают его.
Ни мама, ни отчим Олесю переубеждать не стали. Она взрослая женщина, и сама знает, что ей делать. На нет и суда нет. Муж Олесин тоже промолчал. А другая родня да знакомые пусть что хотят, то и думают. Легко рассуждать, когда сам в такой ситуации не был. Чужую беду и руками разведу.
Только Олеся как в воду глядела, когда решила от наследства отказаться. Довесок- то там оказался ого-го какой. Дом- то в залоге у банка оказался, и сумма кредита немалая. И просрочка платежей уже приличная.
Про это отец в своем слезном письме культурно промолчал. Может запамятовал про это папа, а может намеренно смолчал, чтобы дочку раньше времени не спугнуть. Мы этого уже не узнаем. Как и то, на что Славик брал такую большую сумму в кредит.
И нет, не стыдно Олесе. Она уже и думать забыла и про мужчину этого, что отцом звался, и про дом этот. И хоронить не поехала.
И не злая она. И не злопамятная. Просто чужой он для нее, вот и вся петрушка. Посторонний человек. То, что он дал ей жизнь, совсем не делает его отцом. Она и знала- то его всего 8 лет. За что боролся, на то и напоролся. Ну или как аукнется, так и откликнется. Тут кому как нравится.