…

— Надежда! Не спуститься нам, давайте ловите! Мальчишки легкие, справитесь. А ну не реветь! Не реветь, я сказала! — шикнула она на ребят, закашлялась.

— Одеяла! Тащите скорее, у кого есть! — Люди забегали, растянули под окошком полотно, Зинка подсадила одного мальчишку, тот упирался, хватал её за шею, кричал, а потом, удивленно выпучив глаза, вдруг разжал руки, и Зина кинула его вниз. Секунда, и он уже на земле. Второй прыгнул сам, летел, раскинув руки и дрыгая в воздухе ногами.

Только мальчики оказались на земле, их тут же принялись ругать, что они устроили поджог, набезобразничали. Малышня ревела и мямлила что–то.

А Надя замерла, таращась наверх. Зины не видно. Как же она?! Горит всё, дым, а её нет!

— Зина! Зинок! Зинка! Да где ты там! — закричала Надя. Кто–то взял её за руку. Юрка. — Ты зачем здесь? Уходи! Домой иди, я сказала! А ну быстро! И…

Но сын не слушал, он во все глаза смотрел на пожар, а потом тоже закричал, невнятно, трубно. Надя и забыла, какой у него голос. Он звал Зину, свою тетю Зину, с которой сегодня покупали колбасу и пекли пирог, тетю Зину, которая, пока мать работала, рассказывала Юре сказки и учила рисовать лошадей. Зина очень хорошо рисовала, карандаш в её руках скользил по бумаге, оставляя легкие, тонкие, как волоски, линии, сначала они были просто путаницей, неразберихой, но потом, когда Зинаида просила мальчика отойти чуть подальше, он различал мощную шею, напряженные, широкие, круглые, как два кольца, ноздри, большие, темные глаза, гриву, мечущуюся от невидимого ветра.

— Это лошадка, Юра. Ну скажи, кто это? Ло–шад–ка! — говорила ему тетя Зина, а он только смотрел на её лицо.

Ещё Зина рассказывала ему про какие–то далекие моря, про страны, где люди катаются на слонах, про китов. Юре нравилось слушать про китов, они виделись ему огромными кораблями, чернильно–синими, ленивыми и очень добрыми. Он бы хотел с ними познакомиться…

— Зина! Зина! Зиииина! — Юрка кричал, топал ногами и плакал.

Приехали пожарные, развернули рукава, те надулись, выбрасывая наружу потоки воды.

— Юрочка, сынок! Ну что ты! Тетя Зина… Она… Господи… — Надя прижимала к себе мальчика, гладила его по голове, а он вырывался, так и норовил убежать к голубятне. И вот у него получилось, он увернулся от материнских рук, сделал пару шагов, но тут сзади его подхватила Зинка, мокрая насквозь, юбка липнет к ногам, а те, стройные, подтянутые, дрожат. Челка обгорела, лицо в саже, даже бровей, кажется, нет, а на губах улыбка, счастливая, детская.

— А ну стоять, постреленок! Здесь я! Ну вот, перед тобой. А что это ты там кричал, а? Повтори! Надь, чего он тут шумел?

— Зи–на. Моя Зина! — прошептал Юра и обнял её за шею.

— Отойдите! Развели нюни! Пожар — дело серьезное! — гаркнул на них опять тот же самый мужчина. — А вас, гражданка, надо показать врачам! Вон, руки обожгли!

Зина кивнула. Конечно! Конечно, она покажется врачам, непременно! Но это потом, а сейчас другое важно! Юра заговорил, их с Надеждой Юрка заговорил!..

Она несла его домой, хотя Надя всё просила отпустить, она целовала мальчишку в нос, щеки, пританцовывала и смеялась.

— Ну! По такому поводу надо закатить пир! — сообщила Зина, потом побледнела, осела на табуретку. — Юр, принеси мне водички, пожалуйста, — попросила она. — Надь, что–то в глазах темно…

Зинка закашлялась, ее стал бить нервный озноб.

— Ничего, сейчас пройдет! Пей, Зинок, ты просто переволновалась! Знамо ли дело — в огонь шарахаться! Ну посиди, посиди, я пока руки тебе помажу. Вот… Вот так…

Юрка тоже что–то лепетал рядом, гладил Зинаиду по голове. Она улыбалась, храбрилась, но было всё больнее. Юра заплакал.

— Ты что, малец?! Нашел из–за чего! — прошептала ему Зинка.

— Я боюсь, что ты, как папа… — ответил он, отвернулся.

— Нет, что ты! — покачала Зиночка головой. — Рано мне ещё, тебя ж надо как–то вырастить! А то мать всё работает, мы её ещё учиться отправим, будет у нас с дипломом! Много дел, Юра, много…

Зина уснула. И в этот раз она не стонала и не рассказывала стихов, просто спала, только улыбалась иногда.

Надежда сидела рядом, гладила по голове прильнувшего к ней Юру, смотрела на Зинино лицо.

«А ведь молодая она! Жить ещё и жить, учиться, радоваться, замуж выйти, деток рожать, а она, Зина, тут, как мышь в норе засела!» — подумалось Наде…

Потом она улыбнулась, радуясь за Юрку. Заговорил. И не город тут помог, слишком он большой, равнодушный. Люди помогли, Зина.

… Зина проснулась среди ночи, стала жадно пить воду.

— Чего ты, Зин? Больно? — подхватилась Надежда.

— В горле всё сухое, и дерёт, — прохрипела женщина. — И запах этот теперь постоянно, как будто в носу стоит.

Зинаида помолчала, глядя, как Надя, надев халат, села рядом, потом продолжила:

— У меня отец сидит, Надя. Куда меня возьмут?! Папа был ювелиром, воровал, хотел, чтобы у меня всё было… Всё было — повторила Зина. — Даже смешно! Ничего у меня теперь нет. Мама умерла, квартиру отобрали в счёт разворованного отцом добра. Я оказалась на улице. Друзья нос воротили, мол, дочка вора, значит и сама воровка… А я же ничего не знала! К папе приходили люди, он запирался с ними в комнате, шушукался. А я в куклы играла и рисовала. Я, Надюша, в художку думала поступать, даже в Москву ездила, в Третьяковскую галерею! Ты себе не представляешь, Надя, какая там красота! Так и хотелось всё это повторить, зарисовать, запомнить! У меня целые альбомы были. Всё выкинула. Зачем мне они, если проклятая я теперь! Учиться меня не приняли, сказали, не поступила. Я совсем тогда сникла… — Зина закашлялась, Надя налила ей ещё воды. — Дворы убирать — вот моё призвание. А ты, Надя, давай–ка дело хорошее найди, Юрку поднимай! Я, знаешь, там, в голубятне этой проклятой, думала, что задохнусь. Специально хотела, ну… А потом испугалась. И жить незачем, и п о м е р е т ь не могу. Меня тот мужчина вытолкал, не помню, как. Я, понимаешь, никому не нужна, да? Ну вот и думала, что задохнусь, и перестану быть.

Надя зажмурилась, потом широко распахнула глаза, вскочила, подошла к Зинке, осторожно обняла её, погладила по голове и поцеловала в пахнущую гарью макушку. Этот запах надолго запутался в волосах, затаился, притих, как будто специально, чтобы Зина помнила, как хотела «перестать быть».

— Глупая ты, Зинка! Вот вроде книжки читала, даже в училище своё поступать хотела, а главного не понимаешь… Не ты себе жизнь дала, не тебе и отбирать. У меня когда бабушка уже лежала пластом, посмотрела на меня так грустно, и говорит: «Пожить бы ещё хоть месяцочек… Дел столько! ».. Бери документы, Зина, и иди поступать.

— Я не смогу! Я всё забыла, да и рисунков больше нет. Брось, Надя, ни к чему это уже. Зачем?.. — Зина махнула рукой, хотела оттолкнуть Надежду, чтоб не болтала, но не смогла, уткнулась в её ладони, нахмурилась, чтобы не заплакать.

— За тем, что ты сама себе нужна, поняла?! Сама себе! И, вон, Юрке! Считай, мы тебя удочерили, и просто так мы теперь от тебя не отстанем! Еще налить тебе воды, или спать ляжешь? — спросила Надя, поежилась, из форточки тянуло сыростью, наверное, скоро пойдет дождь.

— Лягу. Ты думаешь, я нужна? Ну хоть кому–нибудь?

Надя не ответила. И так всё ясно!..

… Когда пришло время, Зина всё же поехала на экзамены в художественное училище, всю неделю вступительных испытаний ходила смурная, нервная, не завтракала, по ночам что–то рисовала, а потом рвала наброски, читала книги, что–то выписывала, а потом рано утром вскакивала, умывалась и, чмокнув сонного Юрку в лоб, убегала. Мальчик слонялся по двору, выглядывал из–за ворот, не идет ли.

— Да не жди, сынок! Рано ей ещё! — уговаривала его Надя, но мальчик упрямо высматривал свою тетю Зину.

О том, что Зину приняли в училище, ей сказали сразу, даже не нужно было ждать списков. Она вернулась загадочная, торжественная, а потом быстро обняла Юру.

— Мне комнату в общежитии дают, Надя. Но я, наверное, откажусь. Я с вами хочу! — Зина уселась на стул, подтянула Юрку к себе на колени.

— Ты с ума сошла, Зина?! — нахмурилась Надя. — Поезжай без разговоров! А мне работу предложили. Знаешь Марию Кирилловну? Ну ту, что шила Юрке костюмчик! Ей нужна помощница. Она обещала меня всему научить. Так что мы тоже переедем.

Юрка внимательно слушал, потом схватил Зину за руку, крепко сжал её ладошку. Зина должна быть рядом, она знает столько всего интересного — про китов, про жаркие страны… И умеет рисовать лошадок. У них в деревне была лошадка, отец иногда катал Юру…

— Хорошо. Я буду ходить к вам в гости. И ты, Надюшка, сошьешь мне платье, когда научишься. А теперь будем пить чай. Я привезла самые настоящие пончики. Налетай!

Она бухнула на стол бумажный пакет с чем–то ароматным, горячим, сыплющим сахарной пудрой…

Зина смотрела, как Надежда осторожно пробует, как дует и дает откусить Юрке. Тот жмурится от удовольствия.

— Спасибо, теть Зин! — Мальчонка обнял Зину за шею, перемазал в пудре, и всем стало сладко и весело. Они нужны друг другу, особенно Юре. И всё ещё впереди.

… Через пять лет Зинаида вышла замуж и родила Марьяну. Юрка важно, свысока смотрел на неё.

— Девчонка… — протянул он.

— Самая лучшая девчонка на свете! — кивнула Надежда.

… Они взрослели рядом, Юра и Марьяна. В одиннадцать Марьяна поняла, что любит Юрика, в тринадцать разочаровалась в нем, потому что увидела, как он целуется с задавакой Риткой Самсоновой, в двадцать вообще решила никогда не влюбляться.

А Юрик потихоньку вставал на ноги, отращивал невидимые крылья, мечтал о чем–то своём, о деле, где он бы был сам себе хозяин. В смутные девяностые чуть не попал за решетку, спасибо Зине, уберегла, устроила курьером в маленькое издательство, где подрабатывала иллюстратором. И тут уж Юрик развернулся. Он любил ходить по книжным магазинам, наблюдал за покупателями, кто что берёт, чем увлекается. Толкался в «Доме книги», с удивлением и завистью наблюдая, как меняется на глазах магазин. Там то устраиваются какие–то читательские вечера, то появляются стенды с книгами, которые можно брать самим, не утруждая продавца–консультанта. Оформление стеклянных витрин, сам дух «Дома» был ему близок. А вот книги его издательства туда не попадали.

— Наше дело, Юра, детские журнальчики, чтиво на день–два. Покалякает в них малыш, почитает, и всё. Крупные магазины этим не занимаются, только «Союзпечати» и газетные лотки у метро, — пожал плечами прежний директор, Степан Аркадьевич.

А Юрка добился, познакомился с «нужными» людьми, в частности с заведующей детским отделом «Дома», Галочкой, был галантен и учтив. И, вуаля, журнальчики уже на полках большого магазина…

Через три года Юра занял пост главного редактора, благо образование позволяло. Зина настояла, чтобы, вернувшись из армии, он отучился в институте, «как положено»! А Марьяна взяли в отдел верстки. Семейственность? Да, но чуть позже, когда Юра, измученный, опустошенный, наконец сделал Марьяне предложение. Она его приняла. Вот тогда по редакции поползли разговоры о «махровой семейственности».

— А что! Еще и детей сюда определю! — смеялся счастливый Юрка. — И будет нам всем счастье.

А Зина и Надюша переглядывались и кивали. Хороший человек из Юрки получился, ладный. Хорошо, что встретились тогда эти души — Зина, Надя и маленький Юра. Нужные друг другу, родные.
Зюзинские истории