– Ермолова! – подсказывала удивлённая остановкой Ольга Николаевна, потому что всегда тут все шло хорошо, никаких заминок, – Ермолова: “День матери у нас в стране….”
И тут Маша заговорила:
– Мне снится сон, в который раз я вижу там себя.
И слезы из зеленых глаз стекают в три ручья.
Стою одна в тени берез, а мамы рядом нет
И на вопрос: «А где она?» я не найду ответ.
Бегу по полю босиком, мне жарок солнца свет.
И только птичий звонкий хор, а мамы рядом нет.
Она усиливала интонацию по нарастающей, она читала так, что зал затих, ушёл в слух и ловил каждое слово маленькой девочки…
– И я бегу, бегу, лечу, взлетаю высоко!
Увидеть маму я хочу, и мне лететь легко!
Я вижу, где-то там внизу, притягивает взгляд
Любимый стан, любимый взор, знакомый мне наряд.
Я вижу маму – вот она! Спускаюсь прямо к ней.
Я больше не хочу летать без мамочки моей!
Она замолчала, и в зале повисла немая тишина. Следующий читающий стихи растерялся, не знал, надо ли начинать, ведь все пошло не по сценарию, смотрел на Ольгу Николаевну.
Учительница пребывала в замешательстве. Сейчас нельзя было раскисать, но если б было можно, то и она бы расплакалась.
Она махнула и все пошло по дальнейшему сценарию, только Светка Потапова развернулась и обиженно ушла со сцены. Ее мама и бабушка сидели в зале, и это были её слова – её стих.
Сразу после концерта Потаповы, все трое, подошли с претензиями к Ольге Николаевне. Как так? Ребёнок учил, старался, столько репетиций, а какая-то … все испортила.
Учительница, огорченная произошедшим, пригласила в класс и Машу для разговора.
Маша сидела перед женщинами и обиженной одноклассницей, опустив голову, и не отвечала ни на один вопрос. Её стыдили за содеянное.
И тут за дверью раздался шум, и в класс ввалилась Зиновьева, а за ее спиной в коридоре мельтешил класс.
– Ты чего тут? – удивилась Ольга Николаевна, – Выйди сейчас же!
– Нет, я рядом с Ермолкой посижу. А то вас вон сколько, а она– одна, – Надежда бухнулась рядом с Машей, толкнув ту плечом и подмигнув.
– Выйди, я тебе сказала! – настаивала учитель.
– Я … Мы решили её поддержать. Ну, чего вы, уж извините, к человеку пристали? Понравился ей стих этот. А вы видели, как её слушали? Никого так не слушали, как её. И директор, Людмила Никифоровна, между прочим, прослезилась. О как! – и Надежда громко хлопнула по столу и с гордостью посмотрела на Машу.
Маша хлопала глазами. Такого она никак не ожидала. Уже привыкла к некой жертвенности.
– Все ясно. Разговор можно не продолжать, – мама Потаповой встала и обиженно шагнула к двери, – Спасибо за праздник, Ольга Николаевна!
Ольга Николаевна была расстроена. Неприятно, конечно. Дверь открылась и в класс сунулась голова Митьки Колобова:
– Ольга Николаевна, мы зайдём?
Она взглянула на него и на девчонок, сидящих за партой. Они смотрели на неё, ждали прощения.
– Ой, ладно! Идите уже! В конце концов, выступление класса точно было на высоте. Читала ты восхитительно, Маша!
– Ура! – раздалось от двери, – Машку простили!
А на следующий день Надька притащила свою старую, но очень хорошую школьную форму.
– Смотри! – она бережно достала её из пакета, – Это от нас с мамой тебе. Я ее пару раз надела и все, мала стала. А тебе как раз будет! Носи.
– Да не надо, неловко!
– Я те дам, неловко! Бери! И чтоб завтра ж меня осчастливила – надела.
Маша взяла пакет, поблагодарила и улыбнулась, а Надя добавила:
– И вообще, не думала я, что ты такая – смелая! Давай дружить!
Автор: Рассеянный хореограф
