…

Вспомнила она, как мечтала купить сыну Тольке кровать. На единственной кровати в спальне спала у них Катя, старшая дочка. Мария сама с покойным мужем – на диване в зале. А Толик – на твердом узком раскладном кресле. И вот однажды на очередном медосмотре, когда было ему лет двенадцать, обнаружился у него сколиоз. Они поехали в районную клинику, к ортопеду. Тогда и посоветовали – удобное ложе.

Начали они с мужем откладывать деньги. С одной зарплаты, с другой… И вдруг … беда: Саша, друг и одноклассник Толика, на мопеде разбился. Собирали по частям мальчишку, да видно собрали неправильно. Мать воет – в Москву везти надо, а денег нет.

Толик тогда пришел, ложкой по тарелке водит, а сам на нее из-под бровей поглядывает, да так, что достала она эти деньги – саданула по столу.

– Без койки будешь! Так и знай!
Толик деньги схватил и хотел было припуститься.
– Стоять! Пока не съешь, не уйдешь!
И он хлебал, спешил, пил прямо из тарелки, радостно и счастливо глядя на нее.

И жалко денег было, и… Тут сколиоз, а там – то ль встанет на ноги Сашка, то ль нет. Всем поселком тогда скидывались. Вернулся Саня в село через полгода в инвалидном кресле, а вскоре и на ноги встал. Техникум закончил, на МТС работает, двое детей уж. До сих пор с Толькой на связи они, друзья.

Надежда оживлённо болтала с Фаей, то и дело “пробалтываясь” о чем-то, по ее мнению, производящем впечатление. “Я в Таиланде видела …”, “Такой пуфик я Вике взяла, дорого, конечно, как диван, но взяла….”, “Мне до Испании надо успеть …”, “Мой дорогой оплатит, это же бренд…”

– Как Вам этот набор? – показывала Надя Марии на белый итальянский туалетный столик с округлыми формами и сверкающей золотой отделкой.

– Мне? – Мария вдохнула, глаза забегали, искала ответ.
– Ну, да.
– Белый больно.
– Так я и ищу белый. У меня спальня в бело-золотых тонах.
– Вокурат как у царей?
– Ну-у… Почему бы и нет, хочется жить по-царски, – Надежда усмехнулась как-то невесело.
– Тогда подойдёт, – кивнула Мария, – Добавит Вам блескучести.
– Ха! Блескучести. Здорово! Впрочем, у меня этой блескучести и так достаточно, – Надя ещё раз взглянула на туалетный столик, – Может и правда, что-то поскромнее посмотреть, – и пошла дальше по салону.

Фаина удивилась: Надежда прислушалась? Да не может быть! Она всегда все делала по-своему, и прислушиваться – ни в ее характере.

Фая глянула на сватью со стороны. Наружность деревенская, чего уж. Но, если присмотреться внимательно, замечаешь в серых глазах ее под стеклами очков спокойную уверенность, самодостаточность что ли. Как будто смотрит она на них, как на актеров – умный, дотошный зритель.

– Как Вам моя подруга, Маш? – спросила, когда ехали обратно.

– Хорошая…

– И все? Она у нас самая яркая и успешная. Отец – стоматолог известный был. Муж – в правительстве города.

Как-то эти регалии на Марию впечатления не произвели.
– Живут очень хорошо. Квартира, загородная дача, – продолжила Фаина, – У самой Нади – два авто. Дочка в Москве замужем. Тоже очень обеспеченная. Отдыхают исключительно за границей, – а Мария все молчала, – В общем, нам так не жить…, – закончила Фая.
– Так и не нужно, – наконец ответила Мария.
– Почему это?

– Так ить почему? – ответила она вопросом на вопрос, – Чужая судьба — как чужая обувь: может и хороша, но не по ноге.

– Не по ноге? – Фая остановилась на светофоре, – А я б пожила вот так. Хорошо, когда есть на кого положиться. Спокойно. Вы вот тоже одна. Не хотелось после смерти мужа быть за кем-то? А? – она обернулась к Марии.

Шапка эта ужасная, волосы выбились, очки старушечьи. И ещё думает, что она что-то понимает в их жизни, может учить!

Вопрос об отношениях был риторический. Нет, эта женщина точно не начнет флиртовать.

– А я и не одна уже, – вдруг ответила Маша, и Фая пропустила зелёный светофор, сзади засигналили и Фая ругнулась неприличным словом, обозначающим женщину лёгкого поведения.

– Ёнда… Говорите лучше это слово. Обозначает тоже, но никто не осудит.
– Да? Надо запомнить. Значит, не одна? Мужчина есть?

– Да. Есть. Очень хороший, любит меня. Да и я – его.
– И кто же он?
– Так кто. Пенсионер уж. Семьдесят почти ему. Он родственник наш, Катиного мужа дядька. Жена померла, болел он сильно, бегали мы все. Вот так и сложилось.
– Семьдесят? Не староват?

– Да разве старость важна тут. Другое важно. Чутье – твой человек или нет. Я ж не сразу. Я много думала, размышляла. Да и он. В селе … о-ох, чего только не говорили, смеялися, конечно. На чужой роток не накинешь ведь платок. А мы ж чего? Нам просто хорошо вместе было, да и все. Чё нам другие-то? Показное – оно и есть показное, а главное там, – она положила руку на грудь, – В сердце.

И говорила она сейчас такие простые слова, но говорила так откровенно и от души, что Фая поверила. Нет, есть в ней что-то другое, совсем ни на грамм нет фальши, не похожа она на них.

И Фая как-то расслабилась. И дома сама предложила.
– Где там Ваша настоечка? Надо, пожалуй, на “ты” нам перейти.
– Давно пора, – улыбалась Мария, доставала настойку, – Без вина и беседа не длинна.

– Спа-салон отменяем на завтра. Люся – с внучкой. Вечно она… Ох, жизнь у нее… Живёт, как плачет.

И Фая рассказывала о Людмиле. Живет с детьми и давящей матерью. Работает, убирает, готовит, как приговоренная, совершенно несчастна по-женски и по-человечески.

– А Надя счастлива? – вдруг перевела разговор Мария.
– Надя? Ну да… Чего ей несчастной быть.
Маша пожала плечами.
– Не знаю. Показалося. Как будто не может она справится с нервами какими, оттого и дёргается. Дома может чего у нее?
– Дома? Да нет… Муж занят вечно. Вот в Испанию одна поедет.
– Вот-вот. Одинокая она очень.
– Одинокая? Ох, нет… Знаешь, какое у нее окружение?!

– Так ить и в окружении можно одинокой остаться.

Странный это был разговор. Фаина только пожала плечами.

– Маш, а давай другие очки тебе купим. Ну-у, старушечьи эти какие-то! Не нравятся мне ужасно.
– Очки? – она сняла, покрутила их в руках, – Так целые они, и вижу в них нормально.
– Ну, а посовременнее не хочешь разве? Я место хорошее знаю. Там и зрение проверяют. У нас такие только бабки носят.
– Так а я кто? Бабка и есть.
– Ну…ну что ты! Ты ж моложе меня. Моложе Надежды. Неужели не хочется выглядеть получше?
– Ну, так красиво, как вы тут одеваетеся нам уж не выглядеть.
– А что мешает?

– Мешает? Да ничего не мешает. Скорее – не помогает ничего. Вам ведь что – окружение фильтровать надо, доказывать чего-то, демонстрировать благополучие свойное. А нам… Говорю ж, знают про меня всю подноготную у нас. Ну, надену я халат шелковый, чего изменится? Ничего… Только скотину перепугаю.

– Нет, ну, а самой себе нравится разве не хочется? В зеркале…

– Хочется. Так ведь и нравлюся. Вот я пальто это недавно купила. Рада радешенька. У нас ведь автолавка приезжает, там и одеваемся. А за пальто я в район ездила.
– Ясно, – вздохнула Фая.

Разговор зашёл в тупик. И все же она не хотела сдаваться.

– Нет, очки и покраску волос я тебе подарю. Это будет мой подарок. Можно? – подняла Фая бокал с вином.

– Ох, лишь бы дома меня признали, а то ведь и погонют, – улыбалась ее гостья.

И всё-таки она молодая, эта Маша. Без тени косметики, без прически, но молодая.

Они вышли на лоджию, вдохнули дуновение ветра, как вдруг откуда-то сверху прямо на плечо Фаи спланировал дымящийся окурок.

– Эй… Что это? – она стряхнула окурок, он упал на пол, – Что за безобразие! Эй! – она кричала наверх, на восьмой этаж.

Оттуда показалась кудлатая мужская голова.
– Ой! Простите, пожалуйста! Я случайно.
– Где огонь, там и дым, – раздавила дымящий окурок тапкой Мария.

– Случайно? Случайно! Да я уже…, – настойка оказалась крепкой, Фаина была разгоряченной, и сейчас готова была растерзать соседа, потому что окурки убирала с лоджии не впервой, – А ну-ка выходите! Выходите! Нам надо серьезно поговорить!

Она направилась к двери.
– Фай, Фай, да успокойся. Чего такого-то? Ну, покурил мужичок, – следом за ней семенила Маша.
– Покурил? Покурил! Я ему сейчас покурю!
Они поднялись на этаж – дверь квартиры закрыта. Фая решительно нажала на кнопку звонка.

– Эй, откройте! Откройте сейчас же!
– А ты его не знаешь что ли? Звать-то как?
– Он новый… Не знаю, – Фая барабанила в дверь кулаком.

И тут из-за двери раздался голос:
– Иду! Да иду я! Только чур не драться!
– Фая, ты руки не распускай. Дави интеллектом, – бормотала из-за спины Мария.

Скрип, дверь щёлкнула, мужчина в возрасте на костылях стоял в коридоре.
– Сколько это будет длиться! Вы почему бросаете окурки на мою лоджию!? Вы сожжете весь дом! Вы…
– Каюсь! Обещаю больше так не делать, – кивал мужчина.
– Че-то с руками не так у Вас чё ли? – из-за спины спросила Маша.

– Да-а… А как Вы догадались? Не слушается правая, падла. Пальцы, – он показал руку, продемонстрировал, что пальцы плохо шевелятся, – А на лоджии уж больно курить тянет. Прям тянет. Не буду больше. Меня, кстати, Дмитрий зовут, я новый сосед, а Вас?

– Фая, – буркнула Фаина, – А это гостья моя Мария. Не курите больше, – сбавила пыл она, – Ещё пожара нам не хватало.

– А Вы бы прошли. Правда, у меня не очень убрано. И очень по-мужски.
– Нет-нет…
– Вам, может, помочь чего? Как сами-то справляетеся? – спросила Мария, шагнула вперёд, Фаина отталкивала ее в сторону.
– Нет, что Вы. Ко мне сестра приходит. Но это ненадолго. Надеюсь, скоро и сам … Я ведь только пару недель, как сюда приехал. Из больницы прямо.
– А чего случилося?

Фаину это любопытство сватьи раздражало, она дергала ее за рукав халата.
– Авария. Женщина на встречку выехала. Сама цела, а я вот …, – он приподнял костыли.

– Вот … ёнда! – качала головой Мария.
– Кто?
– Не обращайте внимания, и следите за окурками, – Фаина тянула Марию вниз.

Он не закрыл дверь, ещё извинялся, пока они не спустились.

– Во-от, Фай. Хороший мужчина. В глаза как смотрит!
– Чего ж хорошего? Окурки не держит.
– Ну, это временно. Здоров будет — все добудет. А вот Леонид твой и телом здоров, да душой болен. Присмотрися-ка ты к нему.

– Так, Маша, нам спать пора. Кажется мне, что не дело ты говоришь уже. Ругаешься вон. Много выпили. И чего ты там бормотала? Руки не распускай? Ха! Ты что и правда думала, что я драться полезу?
– Ооо, вона какая злая была. Кто тебя знат… В тихом омуте…
Они долго ещё хохотали.

И вот, вроде, не слишком поверила Фая Марии насчёт Леонида, но уснуть не смогла, полезла в интернет искать членов союза писателей… А их, союзов этих, довольно много. Леонида там не нашла.
Но ведь это интернет, разве там разберёшься.

***
– Фай, а может не поеду я. Вон Платонова почитаю, а вехоть дашь, так и уберуся.
– Чего дать?
– Тряпицу какую-нить… Чё со мной, ведь морока одна. Чуньки эти мои…
– Маш, ты не выдумывай. Едем!

И почему-то сегодня Фая ничуть не сомневалась, везя сватью в гости на дачу к Надежде. Сегодня она очень хотела, чтоб Маша была рядом.

По дороге заехали в центр оптики, заставила ее подобрать очки, но забрать их можно было лишь завтра.

– Не очень вычурная я? – примеряла новую оправу Мария, – Ох, вострошарая, зыристая стану.
– Как-как? Надо записать, – хваталась за карандаш сотрудница центра.

У Надежды на даче они обычно занимались одним – обсуждали проблемы Люси. Так уж повелось. А сегодня все перевернулось. Все разговоры – с новой гостьей.

И так эта беседа Фаине понравилась. Общие темы есть у всех женщин, интересы одни. Говорили о женских проблемах села и города, сравнивали, вспоминали, как жили раньше, как рожали и растили детей. И, вроде, все было по разному у них, а переживания – одни.

Городские бегали в поисках лучшего роддома и врача, а Мария рассказывала, как рожала дочку без всякого врача, потому что до роддома доехать не успела. Они рассказывали, как ублажали воспитателей и учителей, дабы ребенку училось благостней, а Мария – о том, как дети ее ездили в школу вместе с учительницей на лыжах, когда дорогу заносило, и автобус не мог проехать.

А потом разговор пошел о любви. И тут уж… Ох!

Плакала Люся на груди у Маши. А Маша нашла те слова, какие не могли найти они за столько лет. А потом разоткровенничалась и Надежда. Столько лет они вместе, но почему-то именно сейчас рассказала всю правду.

Права была Мария – одинока Надежда. Муж давно живёт на две семьи, есть у него любовница, и уже не первая. А от жены откупается дорогими подарками.

– Вы думаете, чего он меня в Испанию отсылает… Надо ему с той пожить, отдохнуть от меня. Вот и…

И вскоре Надежда тоже плакала на груди у Маши.

И не из каких не из разных они миров. Один у них мир, одни интересы. Да привычки и образ жизни отличается, но суть – едина.

Может не просто так родилась она в день женский?

Она – знает про женщин все, умеет найти подход к каждой.

Потом они плавали в бассейне. Маша не плавала, сидела на лежаке, смотрела на них. И хоть была она здесь самая молодая, Фаине казалось, что смотрит она на них, как мать на глупых детей – любя смотрит.

Она открытая, не умеющая рисоваться, обманывать. Просто по сути своей не видящая в этом никакого смысла. Даже накрасить лицо – для нее, вроде как, обмануть.

А они … Нет, они вовсе не бегут от реальности. Они так привыкли жить. Но иногда их заносит и, обманывая окружающих и самих себя, становятся они глубоко несчастными.

“Просто, очень жаль стало мне вас там в кафе. Так жаль, что плакать захотелося.” – вспомнила она слова Маши.

На прощанье все обнимались с Марией, прощались, как с лучшей подругой.

Надежда утирала слезы:

– Жду тебя в понедельник в клинике, Маш! Сделаем тебе зуб, как новый! – потом обернулась к Фаине, – Повезло тебе со сватьей, Файка! Такая она душевная … Ох!

А день следующий они посвятили красоте. Марию в салоне перекрасили в приятный шоколадный тон, чуток постригли, с трудом уговорили нанести лёгкий макияж.

Она смотрела на себя в зеркало, тихонько улыбалась, и Фая понимала, что радость ее совсем не такая, какая бывает у женщин после таких действий и процедур, подобных ей самой. Маша просто как бы наблюдала со стороны себя и была довольна, что порадовала их – свою сватью и парикмахера.

– Представляешь, как Толик твой обрадуется, увидев такую красивую маму, и Федька с Фросей, – улыбнулась она и попала в точку. Эта мысль Машу обрадовала очень.

А вечером – театр. И тут Фаине с Марией было необыкновенно хорошо, как будто знала она ее всю жизнь. И совсем не важно было – что не так уж модно она выглядит.

И какое счастье, что у ее внуков есть такая бабушка.

Надо сказать, забегая наперед, что прозорливость Марии нашла свое подтверждение. Вскоре у Леонида случилась беда – “заболела дочь”, он просил денег в долг, довольно приличную сумму. И Фаина представляла, как бросилась бы она помогать ему, не случись предостережения сватьи.

А сейчас … Стоило попросить подтверждения, чуток схитрить – мол, переведу деньги, но только сразу на больницу, как тут же Леонид исчез с радар.

Зато замаячил в поле зрения сосед сверху – Дмитрий. Мужчина с чувством юмора, добродушием, оптимизмом и порядочностью.

***

В аэропорту детей и внуков встречали две уже ставшие близкими женщины: представительная дама на каблуках, в голубых джинсах, длинном плаще из мятой ткани, с крупными серьгами в ушах и стильной сумочкой, и другая дама – в фиолетовом пуховике, бурках и черной вязаной шапке.

Шапка была другая – без козырька, и очки – современные в тонкой оправе. Это всё, что согласилась поменять Мария.

А остальное зачем?

Наталья Павлинова