— Мы рады, что ты здесь, но не злоупотребляй этим.
— Мама, это больше не твой дом.
Я старалась помочь — готовила, стирала, сидела с внуком.
Но чувствовала себя как тень.
Или, что ещё хуже, как тяжесть.
Однажды вечером я услышала, как Лаура говорит по телефону:
— Моя свекровь — как статуя в углу. Она есть… но будто её нет. Так проще.
В ту ночь я не спала.
Смотрела в потолок и понимала: семья вокруг, а одиночество глубже, чем когда-либо.
Через месяц я ушла.
Сказала, что подруга предложила комнату в деревне.
— Это пойдёт тебе на пользу, мама, — ответил Карло, не скрывая облегчения.
Теперь я живу в маленькой квартире на окраине Гранады.
Варю кофе, читаю, пишу письма, которые никогда не отправлю.
Никто не перебивает. Никто не осуждает.
Семьдесят.
Я больше ничего не жду.
Хочу лишь чувствовать себя человеком. Не тяжестью. Не тенью.
Я поняла:
настоящее одиночество — это не тишина в доме.
Это когда те, кого ты любишь, рядом,
но никто не смотрит тебе в глаза.
Когда терпят, но не слышат.
Когда ты есть, но остаёшься невидимой.
Старость не живёт в морщинах.
Старость — это любовь,
которую ты когда-то дала…
и которую больше никто не просит.