– Ты чего! Не бывает он тут. Уж я бы знала, – подтвердила уборщица.
– А где же он?
– Так где? – вахтерша нахмурилась, – А ты кто будешь-то ему?
– Жена.
– Жена-а, – протянула та, – Да-а, дела-а! Кать, так это жена, – крикнула она отошедшей уборщице, – Это жена ведь. Кольку-то Фадеева жена ищет.
Уборщица бросила намывать пол, подошла со шваброй:
– Так ить он …, – наклонилась к вахтерше и прошептала что-то на ухо.
Вахтерша стрельнула на Нюру глазами и тут же опустила их.
– Ну, уж не знаем, чем помочь Вам. Нету его тут. Не живёт давно, – проговорила, поставила точку.
И почувствовала себя Нюра, как будто стоит она голой на сцене перед большим зрительным залом. И поставил её туда самый дорогой и любимый человек – собственный муж.
И расхотелось с ним встречаться, расхотелось смотреть в его глаза, слушать объяснения. Что тут объяснять? Ясно всё.
Захотелось уехать сейчас же, сегодня же, чтоб не видеть его больше. И пока ехала в автобусе, встало все на свои места. Квартиру могли отобрать – потому и привез жену. А если разведешься, то и квартиру потерять можешь, а с чужой бабой ведь в квартиру не заедешь, сразу узнают, доложат и …
Все из-за этой квартиры? Неужели это такая ценность? Квартира эта! Теперь Нюра почти ненавидела и эту комнату, и эту кухню, и даже белую ванну, которой совсем недавно так наслаждалась. Вспомнила их милые субботние бани, как с голой Машкой намывали они бабушку.
Нюра собралась быстро. Почему-то даже личные вещи захотелось брать далеко не все. Да и разве довезти ей до вокзала столько сумок, сколько привезли они сюда – целое приданое.
Она спустилась к соседке, сказала правду – с мужем будет разводиться. Спросила, как выписаться из квартиры? Оказалось это не так просто, пришлось отъезд отложить до завтра.
А на следующий день, как только получила паспорт, черкнула Николаю записку. Писала не задумываясь, быстро, небрежно и очень легко.
“Я уехала. Мы разводимся, потому что я видела тебя с другой.”
На себя она натянула три кофты, чтоб полегче тащить, потом вспомнила и как-то криво приписала в записке: “Выписалась. Ключ в почтовом ящике.”
Перекинула мешок через плечо, в руку взяла чемодан и сумку и направилась на вокзал.
Прибыла туда совсем не вовремя. Поезд ее лишь вечером. Ждать больше десяти часов. Но Нюра ничуть не испугалась. Чего б не ждать, сидя в вокзальном кресле с буфетом и туалетом под боком? Она купила билет и устроилась поудобнее.
А потом поплыли навстречу ей места родные. Родная станция, попутная телега, звенящей точкой – жаворонок, запахи цветов и сена. Нюра возвращалась домой.
***
– Ню-урка! Нюра! Ты чего это? – с огорода увидела ее Маша, когда заносила она сумки во двор.
Глаза Машки лезли на лоб, она шагала навстречу медленно, как будто уснула. Пес Тарзан вилят хвостом, Нюра потрепала его по холке, крикнула сестре:
– Ну, чего ты еле идёшь? Давай, помогай!
– Ню-ур! – в глазах вопрос.
– Что, Нюр? Понимаешь, ему имя мое не нравится. Велел Анной зваться. А я, ну, никак не могу, не привыкла я, – развела руками Нюра.
И тут Машка затопала ногами и заверещала от радости:
– Ооой! Как же здорово! Нюрка вернулася! Ура! Ма-ам! – крикнула куда-то в огород, но мама не услышала, и Машка взвалила на себя самое тяжёлое и радостная потащила сумки в дом.
Мама – женщина удивительной доброты и безусловной справедливости поняла все быстро. Отец поворчал, но показалось Нюре, что и он был рад возвращению дочери.
А бабуля все просила и просила рассказать о самольющейся воде, о чудо-агрегате для ее нагрева, о белой ванне и плите.
– Ничего. Мы вот тоже скоро стиральную машину возьмём. Вот очередь подойдёт…, – кивала мама.
А вечером спросила потихоньку – не с дитем ли вернулась? Нюра не знала. Но через некоторое время на огороде, когда дёргали морковку, как бы вскользь призналась:
– Живот болит, мам. По-женски.
Мать разогнулась, глянула на дочь. Нюра кивнула – нет, она не беременна. Видно, не хотел детей Николай.
На развод она подала. В конце августа Николай приехал разводиться.
– Ань, подумаешь, может. Не ожидал я от тебя такой прыти. Жила б да жила. Кто тебя гнал? Сама ж восхищалась – какая квартира. Хочешь, так назад поехали. Чего ты?
– Не хочу! – шагнула Нюра в коридор ЗАГСа.
А когда вышли, Николай достал сигареты, зажигалочку и бросил ей:
– Дура ты, Анька. Жила б как барыня в квартире со всеми удобствами. Денег бы тебе не жалел. А теперь вот будешь всю жизнь печь топить да свиньям хвосты крутить.
– Крутить у нас ты мастер, – ответила Нюра спокойно.
Она смотрела на него и не понимала – любила ль она его вообще? Или это показалось ей? Никакого сожаления, никакой ненависти. Одно равнодушие.
Она развернулась и пошла к отцу, который ждал неподалеку. А Николай смотрел ей вслед и как-то нервно курил. Потом бросил сигарету недокуренной и зло растоптал ногой.
– Как там? – спросил отец, как будто и не интересно ему вовсе.
Но Нюра-то знала, что переживает он.
– Все хорошо, пап. Развели. И не жалко ничуть.
А в начале сентября, когда моросил несмелый дождик, во дворе их открылась калитка, пёс Тарзан натянул цепь, бросился лаять. Но следом за гостем в калитку вошла Маша с зонтом в руке, в куртке и торчащем из-под нее школьном белом фартуке.
– Цыц, Тарзан! Свои! – топнула на пса ногой.
– Здравствуйте! А Нюра … Мне сказали, что Астафьева, она…
– Тут, тут. Только в поле она, – она посмотрела из-под зонта внимательней, – А Вы Геннадий, да?
– Да, а откуда Вы…
– Вот я так и знала! – перебила Маша радостно, не дослушав, звонка щёлкнула, закрывая зонт, – Так и знала, что Вы ее найдете! А она ещё не верила. Эх, надо было поспорить… Заходите, заходите. Сейчас просушу вас, потом есть будем, чай пить и Нюрку ждать. Они в поле, на картошке. Нас только сегодня туда не отправили, из районо к нам приезжали, мы в хоре пели, а так-то и мы тоже в поле. Грязю-ука, сырость, дожжит! – она вдруг остановилась и оглянулась в дверях, – Ничего, если не убранная и грязная она вернётся?
– Ничего-о, – смеясь отвечал Гена, – Я так рад, что нашел ее. Я вернулся на учебу и сразу – к ней. Она ж тогда сказала, что уедет, но я думал: а вдруг… Вот соседка и сообщила, что с мужем развелась она, что уехала. Я так рад, что нашел ее! – повторил он.
– Думаю, и она. Она тоже будет рада. Только чур – я Вам этого не говорила, – приложила палец к губам Машка.
Наталья Павлинова