Воскресить в памяти тот образ матери, который для каждого сохраняется после детства, для Алёны не представлялось возможным в силу того, что мамы рядом и не было. Родив Николеньку, брата Алёны, младшего на четыре года, она испарилась из их жизни на следующие лет двадцать. Дети были скинуты на деда и бабку, а перед этим и папаша тоже исчез в неизвестном направлении. Дед и баба растили их по принципу сорной травы – накормлены, одеты, обуты и ладно. Не обижали, даже любили по-своему, все в деревне, в общем-то, так и росли, поэтому Алёна и Коля не сильно страдали от отсутствия матери. Сама мать, подавшаяся на восток страны по работе, навещала их раз в год, посылок и писем особо не слала. Дети не чувствовали с ней никакой эмоциональной связи, была она им чужой тётей, которую они почему-то раз в год должны называть мамой. Алёна, вынужденная по большей части сама глядеть за братом, привязалась к нему больной любовью, сделалась ему и мамой, и другом, и самой первой защитницей. Даже учиться Алёна не пошла, а сразу устроилась работать на ферму при деревне, чтобы не оставлять Колю одного и чтобы было кому следить за съеденным Колей перед уроками завтраком.
Коля вырос и поступил в техникум, да не какой-нибудь, а в соседнюю область. Алёна раз в месяц таскалась к нему с продуктовыми сумками и оставляла половину зарплаты. Уходил у неё на это целый день: шесть часов туда и шесть обратно, причём всё на перекладных. Коля был недоволен приездами – он и сам умудрялся подрабатывать, плюс стипендию получал, и посещения сестры его только смущали, ибо сестра всегда выглядела не по моде, была жутко деревенской и друзья потом посмеивались над Колей из-за сестринского говора.
— А ну-к, повтори, Коль, как она там сказала? “Чаво здеся? Ничего интяресного нет у вашем городе. А у нас, Николяшка, без тябя увесь луг заросся, приехал бы ты поко́сить!”
Домой Коля наведывался только на каникулах, франтился, вредничал, а сестрица услаждала его, как могла, был Николенька её гордостью и слабостью. У Алёны личная жизнь не складывалась – начала было роман крутить с одним мужиком на пятнадцать лет её старше, да и плюнула. Ровесники её вовсе не интересовали – то ли сказалось воспитательное воздействие бабки, то ли комплексы, но скучно было Алёне с ровесниками, чувствовала она себя с ними старше и опытнее, молодёжных глупостей не принимала.
Когда Коля впервые женился, неожиданно вернулась из дальних странствий их мать. Вернулась она не потому, что сильно хотела, просто ноги больными сделались, не могла больше работать. Но Алёне она наплела другое.
— Чувствую я, Алёнушка, глубокую свою вину, что росли вы без меня, никому толком не нужные. Как хотелось бы мне всё наверстать, чтобы была у нас крепкая семья, чтобы все друг за друга, в поддержке, любви и понимании. Простишь ли ты меня, доченька, дашь ли шанс исправиться? – плакалась мать, целуя руки дочери.
И Алёна уверовала в искреннее раскаяние матери, и более, чем все остальные, стала бороться за то, чтобы семья их была крепкой и дружной. Стала она донимать уже женатого Николеньку всевозможными просьбами.
— Николенька, забор покосился весь, когда ты приедешь с жаной? Для ней тут тоже работы прорва: и за утками надо глядеть, и за козами, а главное огород ухода требует, нам с мамой тяжело вдвоём, у неё ноги, Николенька…
— У меня работа и жена не любит деревню, сказала, что в огороде вашем копаться не будет.
—Да как же не стыдно тебе, Николяшенька? Я ж тябя выростила, и мать скучает, всё ждёт тябя под окошком-то, больно глянути! Чё-ли совсем нет у вас совести? Она ж мать твоя. Мы же семья!
Коля отмалчивался в трубку, хотя много чего хотел бы сказать. Кто ему эта мать? Взялась на старости лет, как хвост прижало, налаживать с детьми отношения! Поздно беречь вино, коли бочка пуста. Чужой она для него человек и никогда они родными не станут.
Иногда, всё же, Коля сдавался и ездил в родную деревню. То одним его там мать запрягала, то десятым, то денег просила на лечение… Коля давал. На почве таких его отъездов происходили у него ссоры с женой, а точка кипения наступила, когда сестра с матерью смогли раскрутить Николая на приличную сумму, чтобы отремонтировать дом.
— Ты же, Николенька, единственный наш благодетель, пожалей старую мать, я ж вас всю жизнь любила, хоть и далеко была. Но разве ж позволит тебе совесть наблюдать, как мама живёт в таких условиях? Ты погляди, на стенах плесень, мне вредны её споры, Коленька, я задыхаюсь по ночам, пожалей меня…
Развалилась Колина семья. Жена ушла к другому мужчине. Семь лет Коля был один и как-то даже проникся необходимостью помогать матери, смогла сестрица опутать его чувством долга, как паук паутиной. Всё изменилось, когда в его жизни появилась Катя: яркая, бойкая, знающая цену себе и времени, независимая и резкая в суждениях. Под её влиянием Коля резко прекратил позволять сестрице пить свою кровушку, крылья расправил, стал говорить то, что думает, и забыл дорогу к матери.
А Алёна не оставляет попыток вернуть его в семью и ужасается от новой жены Коли, такой бабы с чудинкой она ещё не видывала, а, главное, что поражало её – это то, как сильно Николенька изменился под её влиянием.
— И чаво она здеся строит из себя, барахольщица эта мусорная? Как так мать родную забыть, которая родила тябя и все думы свои сыном занимает? Стыдись, Коля, стыдись, да будет срам великий на твою седую голову! Плохая у тебя вторая жена, и мать также говорит, мол, плохая она девочка, хотя кака она девочка, тётя престарелая, тьфу на вас.
Коля слушает и переглядывается с женой. Нет, ему не стыдно. Раньше надо было его маме о детях думать, теперь уж поздно: коли откуковала своё кукушка в других краях, так и не суйся назад в гнездо, где птенцов на других оставила.