1944 год
Танюша испуганно смотрела на врача в госпитале.
– Да, голубушка, беременны вы, – как-то слишком даже строго, рассерженно и язвительно проворчала врач.
– Как же так?- она уже догадывалась, но надеялась, что ошиблась.
– Вы у меня спрашиваете? Сейчас я выдаю вам справку, согласно которой вы можете впоследствии вернуться домой по приказу 009. Если доживете…Что, тяжко на фронте стало? – сняв очки, издевательски спросила врач, протянув бумагу
– Спасибо вам, я пойду, – Танюша сняла с вешалки шинель и отправилась на улицу. Ни оправдываться, ни доказывать что-то, она не собиралась этой докторице. А зачем? Беременность есть? Есть… Замужем? Нет… Но и осуждать ее врач не имеет права…
Танюше едва исполнилось 18 лет когда, когда наступил страшный июнь сорок первого года. Воспитанница детского дома, дочь “врагов народа”, она сама боролась за свою жизнь. После школы пошла работать на завод и, когда приехали люди в форме и стали набирать молодых девушек, Танюша вызвалась одной из первых. У нее был “зоркий” глаз, она все хорошо видела издалека и решила попробовать себя в снайперском деле. На учениях она была одной из лучших , и вот уже в ноябре 1941 года она была под Москвой. Она многое повидала за три года службы, училась выживать не только среди врагов, но и среди своих. Женщин было мало и Танюша часто просыпалась по ночам от того, что чувствовала на себе чьи-то руки, отмахивалась, порой жестким ударом кулака отправляла изумленного и хмельного обидчика в угол. Ругалась с сослуживцами, но в душе их понимала – трудно быть без женщины столько времени. Но и становиться объектом их внимания она не хотела. В начале 1944 года командир Савелий Игнатьевич подошел тихонько к Татьяне и заявил:
– Ничего не могу поделать с ними. Строгий запрет поставил, а все равно к вам лезут. Вчера Настя в слезах пришла, а неделю назад повариха Алена с жалобой обратилась. И тебе, вижу, тяжко.
– Они ведут себя как животные, хотя все ведь бравые бойцы, но что же с ними делается ночью после фронтовых сто граммов? Будто другие люди…- раздраженно проворчала Танюша.
– Сколько лет без женской ласки… Хочешь, я избавлю тебя от пристального внимания наших бойцов? Всякому, кто подойдет, говори, что ты со мной.
– И я должна… – Догадалась Танюша.
– Зато больше никто к тебе не подойдет. Я же слышал твои крики вчера.
****
На протяжении полугода Танюша и Савелий Игнатьевич состояли в отношениях, непонятных им самим. Это случалось редко, но все же было. И Танюша, стыдливо отводя глаза, уходила к себе под ехидные взгляды других бойцов. Но теперь ее не трогали. Настя даже как-то сказала ей:
– Эх, лучше бы меня командир выбрал, мне он хотя бы симпатичен.
– Не стоит, Настя, об этом горевать, – усмехнулась Таня. – Там, в тылу, его ждет жена и трое ребятишек. Быстрее бы все это закончилось, вернулись мы домой и начали новую жизнь, вернув себе честь и достоинство.
– Да не теряли мы их, Танюшка, – глубоко и тяжело вздохнула Настя. – Просто все здесь живут одним днем, одним мгновением, не зная, в какой момент оборвется его жизнь.
***
А в октябре случилось то, чего Таня боялась – она забеременела. Узнав об этом она огорчилась, потому что знала – этот ребенок только ее, Савелию Игнатьевичу он не нужен и воспитывать его он не станет. Коли суждено будет выжить, к семье вернется, а о ней забудет сразу. Ведь ни любви, ни других чувств не было. Ему было удобно, а Таня хотела просто оградить себя от других любвеобильных сослуживцев.
Получив справку, она вернулась в расположение части и тут же столкнулась нос к носу с командиром.
– Ну что, Астафьева, здорова?
– Здорова.
– А что же так плохо было, отчего сознание теряла да падала?
– Вот… – она протянула будущему отцу справку и тот, прочитав, что в ней написано, побледнел.
– И что дальше?
– Я не знаю.
– Все решу, Таня, я все решу. В конце концов я отец.
Таня не знала, что можно тут решить, ребенок есть и никуда от этого не денешься. Время шло, живот рос, шинель едва сходилась на ней, но в душе было какое-то чувство надежды и уверенности – наступил сорок пятый год, врага отбрасывали все дальше и дальше, а в воздухе ощущалось приближение победы.
На сроке шести месяцев Савелий Игнатьевич вызвал ее к себе и протянул бумагу:
– Согласно приказу “009” ты отправляешься домой.
– Но ведь я еще могу оставаться здесь, я хорошо себя чувствую.
– Я не могу взять на себя такую ответственность. Случись что с тобой, начнутся разбирательства и выяснения, почему ты осталась на службе. А отвечать я не хочу, мне и без этого забот хватает.
Когда она уезжала, Савелий Игнатьевич сам усадил ее в кабину грузовика и, захлопывая дверь машины, печально произнес:
– Прощай, Астафьева…
– Прощайте, Савелий Игнатьевич.
Она едва сдержалась, чтобы не заплакать. Не потому что она прикипела к нему за это время, а потому что поняла – уже очень скоро он ее забудет. Он просто сказал “прощай”, не пообещав ей написать, не попросив черкнуть весточку по прибытию. Она поняла, что едва грузовик скроется за горизонтом, он вычеркнет ее из своей жизни…
Ее комната в общежитии не была занята. Взяв ключи у коменданта, Танюша вошла и огляделась – цветок засох, все поверхности в комнате покрыты толстенным слоем пыли, пауки по углам сплели большие паутины, и даже окно все было покрыто множеством мелких паутинок. Переодевшись в гражданское, она принялась за уборку и к вечеру комната сияла чистотой. Завтра она пойдет на завод, а дальше… Дальше время покажет.
На завод ее приняли неохотно, потому что пузо на нос лезло, но учитывая, что не хватало рук, и что она отдавала долг Родине, все же была она принята на свою же должность. У станка она стояла до самых родов, оттуда же отправилась в роддом, где и родила девочку Наташу.
На третий день после родов она кормила ее, как вдруг услышала в коридоре шум.
– Товарищ майор, туда нельзя!
– Мне везде можно!
– Но там женщины кормят детей, поймите вы. Подождите немного.
Женщины в палате переглянулись меж собой и каждая пожала плечами. Когда нянечка открыла дверь и заявила, что пришла за детьми, следом за ней протиснулись в палату трое человек в форме НКГБ.
– Астафьева Татьяна Михайловна?
– Да, это я, – поправляя больничную рубашку, Таня встала с кровати.
– Вы задержаны.
– Что? – ей показалось, что она спит, что она ослышалась.
– Вы задержаны.
– Но по какому обвинению?
– За связь с предателем. Вы ведь дочь родили от Савелия Игнатьевича, верно?
– Это какая-то ошибка. Он не предатель и никогда им не был!
– Собирайтесь, – коротко приказал он, отводя взгляд от ее рубашки.
– Но как же моя дочь? – она заплакала.
– О ней позаботится государство, для вашей дочери так будет даже лучше, – с усмешкой ответил майор и высокомерно задрал голову.
На допросах она узнала страшную новость – Савелий Игнатьевич был из семьи “бывших”, он передавал многие сведения немцам и вел дела так искусно, что никто даже не подозревал его, пока случайно не застали командира на месте преступления. Ему грозила вышка.
– Но при чем здесь я? У него есть жена.
– По нашим данным у вас была связь почти год, вы забеременели от него и родили дочь. Что вы знали о его делах?
– Я не знала ничего о его делах. И отношения наши любовными не назовешь. И я не виновата ни в чем, я честно отдавала долг родине.
– А может, вы молчали, потому что имели свой интерес? Например, хотели отомстить государству за своих родителей?
– Да что вы говорите! Я трижды представлена к награде, я честно исполняла свой долг! И Савелию Игнатьевичу я не была настолько близким человеком!
– Вот как? А дочь у вас каким образом родилась?
Покраснев, она рассказала все с самого начала, но майор на допросе лишь смеялся. Ей не верили, что не знала она о делах Савелия Игнатьевича, тем более в ее деле были приговоры ее родителей. Таня прошла трудные испытания прежде чем ей самой вынесли приговор – пять лет заключения в лагерях…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ