Зато младший, тридцатилетний Виталик, так за всю свою жизнь от мамы и не уехал. Но ладно бы жил с ней и помогал — это еще можно понять. А то ведь, в его понимании, жизнь под маминым крылом это: «Мама, принеси мне суп и второе в комнату!
Мама, когда будешь обувь свою мыть, мою тоже помой! Мама, у меня в комнате ты давно пыль не протирала! Мама, где моя одежда, почему не поглажена?! Почему джинсы не постираны?!»… Только просьбы — помощи никакой!
Долго терпела эти запросы сына заботливая мать, утешая себя мысленно: «Эх.. разбаловала я младшего сына на свою голову… Да и как не разбаловать, не справилась ведь я одна с пацаном — муж мой рано меня покинул — умер от инфаркта… Хорошо еще старшего к жизни приучил…».
Выполняла его просьбы, не спорила, потакала его желаниям…
Но в один прекрасный день, когда Виталик с утра наорал на мать, за то, что, видите ли, его лиловая рубашка, в которой он ходит на работу не постирана, при всем при этом на вешалке висело еще как минимум пять других рубашек, Светлана Васильевна вышла из себя:
«Хватит! С этого дня ничего больше для тебя делать не буду! Надоело!.. Тридцатилетний мужик, а ведешь себя как маленький ребенок! Или делай все сам или ищи себе жену, которая за тебя будет стирать, убирать, готовить и прочее… Меня больше не беспокой своими просьбами!..».
Виталик опешил тогда от таких слов — обычно мягкая мать до этого старалась не спорить с сыном, а не то, что повышать на него голос.
И правда — как Светлана Васильевна сказала, так свои слова и сдержала — ничего с этого дня не делала для Виталика: ни стирала вещи сына, ни готовила ему, ни гладила. Уборку тоже в его комнате перестала делать…
Комната уже вся пылью покрылась — стол, пол, мебель остальная, как будто за прошедшие два месяца там целых два года прошло… Но упрямый Витали продолжал жить, приговаривая: «И без матери справлюсь, пойду только шаурму куплю возле метро, чтобы с голоду ноги не протянуть…».
Питался он чем попало, в комнате не убирался, стирал одежду в стиралке, но гладил потом так, что пару раз начальник на работе делал ему замечания: «А ты чего, Виталий, специально рубашку измял, чтобы на совещание не ходить?..».
Прошло уже почти полгода, как мучавшегося от такой самостоятельной жизни сына постигла еще одна напасть — отравился он как-то вечером проглоченной с голода шаурмой, да так, что аж затемпературил и весь унитаз ночью рвотой испачкал: «Все достало уже…жениться надо…».
Как ни странно поженился… Уже через три месяца после той истории с отравлением… Выбор его пал на двадцативосьмилетнюю коллегу Лилю из юридического управления с работы Виталика. Ох и стервозный характер у нее был — словно у принцессы какой! Лицом она выдалась конечно не фотомодель, но фигурка стройная, ножки длинные.
Провстречались они правда немного, но Виталий то ли по неопытности, то ли глядя на свою мать, думал тогда, что раз жена будет с ним жить, то и в хозяйстве на нее можно во всем положиться — оденет, обует, накормит и спать уложит… Как же он тогда ошибался!..
Едва появившись в квартире Светланы Васильевны — а жить молодоженам было негде, — невестка сразу показала себя не с лучшей стороны: «Да тут не грязно, высохнет…» — махнула Лиля рукой на большую грязную лужу воды вперемешку с комками земли, которая, растекаясь, становилась все больше, захватывая новые участки ламината в коридоре Светланы Васильевны. Непрактичная в чистоте, она оказалась непрактична во всем:
Пыталась готовить еду, но испортила почти все кастрюли и сковородки — пригорало так, что отодрать потом слой копоти даже металлической щеткой было невозможно. Посуду за собой никогда не мыла. Гладить одежду тоже ни разу не гладила: «Я специально такую одежду беру, которую гладить не надо, зачем мне напрягаться?», — говорила она Светлане Васильевне очередную скороговорку про её потрепанный вид, будто у подзаборной девки.