Она бросила взгляд на ту, что постарше, лет .
Худющая, кожа да кости, волосы обрезаны по шею, в волосах гребёнка, не ладно это, девка без косы.
Тонкие руки и ноги, шейка словно былинка, того и гляди от ветра переломится, глаза огромные, губы сжаты, стоит, держит в руках ветхое пальтишко и не знает куда притулить его.
-Тыды клади, проходи в горницу, – Варвара сама тем временем продолжала распутывать узел на маленькой, видно уже сопревшей от жары девчонки.
Старшая девочка медленно шагнула куда показали, чисто и звенящая тишина.
Вот что бросилось ей в глаза.
На окнах занавесочки, белые с белыми же кружавчиками, связанными в ручную.
В углу портрет каких -то мужчины и женщины, сидят склонив друг к другу головы, немного натянуто улыбаются,дальше на стене много фотографий под стеклом, круглый стол с вышитой скатёркой, диван с маленькими подушечками, на стене часы, тик- так…только они и нарушают тишину, тик- так.
Варвара меж тем раздевала младшую девчонку, сняла шубку, шапку, батттюшки…
– Парнишка, что ль? Тя как зовут?
-Мамка Еголуфкой звала, Настюфка Еголкой, а злая бабуска- Еголкой -палазитом.
-Господи…Иди, беги туды, к сестре…Мишааа, Мишаааа.
Варвара выскочила раздетая в сени, там сын ворочал, складывал какие -то мешки, коробки, посмотрел на мать, сдвинув лоб.
-Мишка, ты иде дитёв взял, ирод?
-Мои, – бросил коротко.
-Ково? Какие твои, ты что? У тя бабы -то отродясь не бывало, откель оне у тебя возьмутси?Ты што, лешак, дитёв украл? ооой, Мишкаааа, тебя же посодююють, кому я нужна будуууу, на старости лет, уууу.
-В дом иди,- буркнул.
Варвара зашла в дом, тяжело опустилась на стул.
Кроме Мишки у неё и не было никого.
Степана мужа, да троих сынов отобрала война проклятущая.
Мишку не взяли тогда на фронт, маленький был, четырнадцати не было, да не разговаривал он долго, думали немтырь.
А он заговорил, к восьми-то годам, ну как заговорил, скажет слово и молчит.
В интернате вот до тринадцати лет учился, а потом война, будь она неладна…
Варвара заплакала, она всегда плачеи, когда вспоминает Степана и сыновей старших
Макарушка, Фёдор и Илья…
Михаил вырос, пошёл в лесничество работать, как раз по нему, работа -то…Варвара уже успокоилась, поняла что внучат так и не понянькать ей.
-Ты ба хучь каку бабёшку завалящуся подыскал ба, Мишка, а то ить не станеть меня, хто тебе будеть щи варить, да рубахи штопать?
Сын молчал, отмахивался и уходил в себя.
Раза два в месяц, Михаил уезжал в город, запасался там продуктами, привозил для матери всякую всячину, разные штучки для рукоделия, нитки, крючки, тряпочки, а ещё книги, много читал Михаил, Варвара же была неграмотная.
Она бы хотела послушать, что там в этих книжках пишут, да Мишка всё отмахивался, а тут гляди -ка, чё удумал -то, дитёв где -то взял…
Ребятишки сидели тихонечко на краешке стула вдвоём.
Варвара встала, пошла в горницу.
– Исти поди хотите?
Дети молчали.
– Идёмтя, покормлю вас.
Варвара вдруг засуетилась, засновала, как челнок, от печи к столу.
Михаил зашёл в дом, когда дети ели, словно синички, думает старуха, голодовали что ли.
-Вы ешьте, ешьте, молочка можеть? На-ко, молочка -то, на – кося, пей, от так.
Михаил глянул одобрительно, вымыл свои большие ручищи в рукомойнике, вытер поданным матерью льняным полотенцем, сел за стол.
Старуха засуетилась, подавая ему еду.
Девочка встала и начала помогать, вот те раз.
Потом спросила тоненьким голоском, где помыть посуду, быстро вымыла чашки, хоть старуха и была против, но осела под тяжёлым взглядом сына.
Кое – как добилась от того молчуна, что это брат с сестрой, девочка Настя, а мальчик Егорка.
-А матерь иде у них, Мишка?
-Помёрла, – бросил отрывисто, – их в детский дом хотели, а я забрал.
-Ты то как туды попал?
-Они мои…дети.
-Ково? Ты чего, анчутка, откудава у тебя дети, – начала говорить Варвара и тут же осеклась, под тяжёлым взглядом сына.
Так и зажили, Михаил возил Настю в село, в школу, как едет на работу,в лес, так сначала Настёну завезёт, а потом уже к себе, к зверям. Живут они на краю леса, а вся деревня там, впереди.
Остаются Варвара с Егорушкой, да у него мало что вызнаешь, а девчонка всё молчит, как и Мишаня…
Но однажды, сын привёз из города отрезы, много отрезов.
– Платье себе пошей, – бросил девочке.
Та радостная схватила красивый, парчовый отрез.
Но, Варвара забрала и убрала в сундук.
-Пошила платье?- спросил через неделю Михаил.
Девчонка мотнула головой.
Михаил вопросительно глянул на мать.
– Прибрала я, Миша, ну ково, дитя ишшо, изрежет таку красоту.
-Отдай…это матери её, отдай.
Михаил вытащил машинку швейную, Варвара всплеснула руками, девчушка увидев машинку, заплакала.
– Чавой-то она?
Миша пожал плечами.
Настя плакала, закрыв личико худенькими ручками.
-Чавой -то ты?- спросила старуха, остановившись около девочки.
-Это…это…мамина машинка.
А потом, потом вытерла слёзы и как начала шить, да так у неё ловко получалось всё.
Покопалась в мешке с лоскутами, пошила прихватки весёлые, передники, салфетки какие-то, коврики.
Рукодельница.
По дому всё помогает, оттаивать стала девчонка, мальчик от Варвары не отходит, бабушкой зовёт, а у той на душе радостно отчего-то.
-Мишка, а ну как дитёв у нас заберуть?
-Это отчего? Они мои.
-Ну откудава твои, бирюк ты чёртов, ну ладно пацан, а девчонка?
– Мои…дети они, – сказал и отвернулся, – не заберут, у меня бумаги.
Не хочет Михаил ничего рассказывать, познакомился он однажды с Клавой, портниха она была, хорошая, да судьба злая.
Настёнка у неё была, а потом и Егорку родила кто его знает, сказала, что его, Михаила парнишка -то.
Он и прикипел к той Клавдии, а она…заболела и вот…не стало её, детей отвоевал, помогли, хорошие люди помогли, на охоту приезжают, просто отдохнуть, вот и помогли детей оформить.
Тоскует по Клавдии Михаил, она одна его полюбила и пожалела…Спасибо ей за детей, обещал вырастить и в люди вывести. Слово своё сдержит, детей не бросит, отвела ему судьба кусочек счастья.
-Внуки твои, – бросил матери, – хотела ты. Вот, документы.
А она читать-то не умеет.