Борис, не имея высшего образования, не слишком-то вникал в то, что делает. Нужные люди приносили ему нужные бумаги, и он подписывал их, занимался проверкой кадров и устраивал переговоры с инвесторами. В общем, Борис делал так, как говорила жена, и был немало удивлен, когда в его офис нагрянули силовики и нашли там документацию, указывающую на проводимые фирмой финансовые махинации.

Борис с открытым ртом слушал обвинение, в котором говорилось, что именно он вывел за рубеж несколько миллиардов рублей, занимался черным риэлторством и незаконным захватом государственных территорий. Потом был суд, потом этап и серые одинаковые дни в колонии. Отсидев год, Борис узнал, что жена продала фирму, или, вернее то, что от нее осталось, и уехала куда-то со своим любовником. Еще через год Борис узнал о смерти своих родителей — они погибли при пожаре в собственном доме, и Борис остался один на белом свете.

Выйдя из тюрьмы, Борис попытался было найти работу, но бывшего уголовника брать никто не хотел. Город жил своей жизнью, люди рождались, умирали, создавали семьи, и лишь один Борис одиноко скитался по его улицам, ища для себя лучшей доли, пока, наконец, не набрел на живущего под мостом Георгича. Георгичу было семьдесят. Десять последних лет он жил на улице, и о своем прошлом, несмотря на свою болтливость, распространяться не любил.

Борис так и не узнал, почему Георгич обосновался в старом фургоне, хотя свою историю скрывать не стал. Георгич, выслушав ее, недоверчиво прищурился.

— Ну и сказочник ты, парень, — усмехнулся старик, — такую загогулину завернул! Талант!

Борис не обиделся. Он бы и сам себе не поверил на его месте — уж больно красивой была его жизнь до тюрьмы. Теперь жизнь Бориса напоминала картину, которую кто-то облил чернилами и вдобавок потоптался на ней ногами, и единственной его радостью было вечерами сидеть на берегу и кормить кур Георгича, которые квохтали позади фургона в своем небольшом загончике.

***

Борис вошел в фургон и сел на чурбак. В углу потрескивала печка-буржуйка, сделанная из старого железного ящика, а рядом сидела Зоя, подруга Георгича, и читала газету. Зоя жила недалеко отсюда, в заброшенной школе, и часто наведывалась в гости к старику. На вид Зое было примерно лет пятьдесят, и, если бы не ее периодические запои, выглядела бы она вовсе неплохо для своих лет. О ее прошлом Борис тоже ничего не знал, и не больно-то им интересовался; Зоя иногда раздражала его своей манерой вести разговор, не сводя с собеседника глаз. Борис не любил, когда Зоя заглядывала ему в душу и общался с ней только по делу.

— Ну, что там пишут? — поинтересовался Георгич, помешивая ложкой свое варево, — какой прогноз на будущее?

Зоя перелистнула страницу и посмотрела на старика поверх газеты.

— Поганый, — ответила она, — грозят концом света, войной и эпидемией.

Георгич разлил похлебку по мискам и поставил их на старый обшарпанный стол.

— Ну, этим нас не испугаешь, — весело отозвался он, принимаясь за еду, — мы — люди привыкшие.

Борис тоже сел за стол и стал молча есть приготовленную стариком яичную похлебку. Одна лишь Зоя не спешила к ужину. Она свернула газету, убрала ее за пазуху и встала.

— Пойду я, — сказала она, натягивая на голову рваную ушанку, — спокойной ночи.

Борис и Георгич проводили ее взглядами и вернулись к еде.

— И чего она ходит, — недовольно буркнул Борис, дуя на ложку, — влюбилась в тебя, что ли?

Георгич от неожиданности подавился и закашлялся.

— Тьфу на тебя, — бросил он, — шуточки свои для себя оставь. Хотя, будь я помоложе, может и вышло бы что с Зойкой.

Он мечтательно глянул вверх, на ржавый потолок, а Борис молча доел и вышел из фургона. Он любил прогуляться вечером, перед сном. Эта привычка прилипла к нему еще в детстве, когда он жил в деревне и каждый вечер гулял допоздна с друзьями.

***

Борис прошелся по усыпанному галькой берегу, посмотрел на далекие холодные звезды и столкнул на воду старую, брошенную кем-то лодку. Лодка закачалась на волнах; Борис запрыгнул на нее и взялся за весла. На реке не было ни души, и ночную тишину нарушали только всплески рыб и крики чаек. Борис проплыл немного, вдыхая речной аромат и уже хотел повернуть назад, когда услышал чей-то крик. Сразу же под мостом взметнулся целый фонтан брызг, словно кто-то сбросил вниз огромный мешок с камнями.

Борис налег на весла так, что ржавые уключины угрожающе заскрипели, но он продолжил грести и через пару минут достиг моста. Борис пригляделся: вода была безмятежной, никаких кругов и пузырей, ничего. Он наклонился ближе, стараясь заглянуть в самую пучину, и вдруг из воды навстречу к нему выскочила какая-то девушка. Она шумно глотнула воздух, взмахнула руками и снова ушла под воду. Борис от неожиданности свалился за борт и оказался в ледяной воде, но сумел прийти в себя и нырнул за незнакомкой. Та уже была далеко внизу и стремительно уходила на дно, изредка взмахивая руками. Борис успел схватить ее за капюшон куртки и рванул вверх.

Девушка, почувствовав помощь, схватилась за его руку и засучила ногами. Через пару мгновений Борис втащил ее в лодку и снова налег на весла, направляясь к берегу.

— Подкинь дров, Георгич! — крикнул Борис, втаскивая девушку в фургон и укладывая ее на свой топчан, — И одеяло свое подай!

Испуганный его неожиданным появлением старик все сделал быстро, не проронив при этом ни слова. Борис укрыл незнакомку одеялом и придвинул к ее постели буржуйку.

— Ты зачем с моста прыгнула? — спросил он, когда девушка в очередной раз откашлялась и выплюнула изо рта воду, — жить что ли надоело?

Девушка посмотрела на него и мотнула головой.

— Меня швырнули в реку, не сама я, — ответила она, кутаясь в одеяло и боязливо поглядывая на дверь.

Борис и Георгич переглянулись, и старик предложил вызвать полицию.

— Не надо, — запротестовала девушка, бешено вращая глазами, — у Германа там связи, меня найдут и пришибут!

Георгич снова присел на чурбак и вздохнул.

— А звать-то тебя как? — спросил он, — ты местная?

Девушка кивнула.

— Полиной, — отозвалась она, — местная, родилась и выросла здесь.

Пока Борис расспрашивал Полину о том, что с ней случилось. Георгич вытащил припрятанную от Зои бутылку, налил полный граненый стакан и насыпал в него черного перца.

— Вот, выпей, поможет не заболеть, — сказал старик, протягивая стакан Полине, — после такого купания — это первое средство.

Полина с горем пополам выпила жгучий напиток и тут же провалилась в сон.

— В общем, дело такое, — делился Борис рассказом Полины с Георгичем, когда они вышли покурить, — папаша ее какая-то шишка. То ли директор, то ли полдиректора — в общем, человек серьезный. Его помощник решил от него избавиться и шлепнул его, а Полина обо всем прознала, и он захотел от нее избавиться. Она что-то говорила про их свадьбу, только я не понял. Короче, влипла она по уши.

Он докурил одну сигарету и тут же взялся за другую.

— И что нам с ней делать? — спросил Георгич, отмахиваясь от лезущего в ноздри дыма, — у себя оставить предлагаешь?

Борис медленно затянулся и кивнул.

— Да, это лучше всего, — ответил он, — тут ее никто искать не будет, это как пить дать. А потом, как все уляжется, мы что-нибудь придумаем.

Он выплюнул окурок и хлопнул старика по плечу. Уже давно было пора спать. Луна почти докатилась до запада, а на востоке начинала появляться красноватая полоса рассвета.

***

Стараниями Бориса и Георгича Полина немного оправилась от пережитого и приняла их предложение немного пожить у них. Идти ей все равно было некуда — родственников, кроме покойного отца, у нее не было. Документов тоже не имелось, и случись с ней что в городе, никто об этом бы не узнал. Чтобы как-то отблагодарить своих спасителей, Полина помогала Георгичу с его курами и готовила обед, так что все, включая Зою, были рады ее присутствию.

Особенно ему радовался Борис: симпатичная и трудолюбивая Полина пришлась ему по вкусу и чем-то напомнила первую школьную любовь, так что он на волне ностальгии даже приударил за девушкой и дарил ей скромные подарки. Вечерами они вместе выходили на берег озера, садились в лодку и течение выносило их далеко за город. Борис направлял лодку к берегу, и они до рассвета грелись возле костра, глядя на осенние звезды и разговаривая ни о чем.

Заканчивалась осень. Полина по-прежнему жила с Борисом и Георгичем, помогая им готовиться к зиме. Пока не замерзла река, Борис вместе со стариком возили на лодке дрова, а Полина и Зоя делали запасы на зиму. Однажды, когда Борис с Георгичем в очередной раз вернулись из леса с вязанками дров, Полины в фургоне не оказалось. Борис спросил хлопотавшую у плиты Зою о том, куда она делась, но та лишь пожала плечами. —

— Не знаю, — как ни в чем не бывало ответила та, помешивая в сковороде картошку, — я дала ей денег и послала на базар за морковью. Уже час прошел, а ее все нет.

Бориса словно ударили по голове: он тут же вспомнил рассказ Полины о некоем Германе, который пытался ее убить, и у него перехватило дыхание.

— Ты что наделала, дура?! — воскликнул Борис, хватая Зою за плечи, — тебе что, сложно было самой сходить за этой чертовой морковью?

Он отшвырнул Зою в сторону и та, перепугавшись не на шутку, забилась в угол.

— Откуда же я знала! — крикнула она, — да и она сама предложила сходить в магазин! Дела у нее какие-то были в городе!

— Замолкни ты! — прикрикнул на нее Борис, натягивая куртку, — и вот где мне теперь ее искать?

Он выбежал из фургона и застыл в растерянности. Навстречу ему, спотыкаясь и покачиваясь, как пьяная, шла Полина. Борис бросился к ней и успел в самый последний момент перед тем, как Полина начала падать.

***

—  Мне что-то вкололи, — прохрипела Полина, хватаясь то за шею, то за руку Бориса, — они… они запихнули в машину и там был он…

— Герман? — вставил Борис, — это он сделал?

Полина моргнула и закашлялась.

— Да, он, — подтвердила она, — он сказал, чтобы я вышла за него, но я отказалась… Я не…

Полина не договорила, потому что из ее горла вырвался громкий и протяжный хрип. Она обмякла, закатив глаза.

— Чего ли ты сидишь? Вызывай скорую! — заорал Борис на топтавшуюся сзади Зою, — давай, беги, беги!

Зоя вылетела из фургона, и Борис, оставшись наедине с Полиной, принялся приводить ее в чувство. Он похлопал ее по щекам, сделал искусственное дыхание, пару раз нажал на грудь, но Полина не открывала глаз. На шум в фургон вбежал Георгич. Он нашел где-то пузырек нашатыря и поднес его девушке под нос, но и это не помогло. Дыхание Полины становилось все слабее и слабее, а сердце, казалось, и вовсе остановилось.

Через полчаса приехала вызванная Зоей скорая, и фельдшеры, зайдя в фургон, стали расспрашивать Бориса и Георгича о том, что случилось. Борис указал на лежавшую без движения Полину и сверкнул полными слез глазами.

— Сделайте же что-нибудь, — умоляюще крикнул он, протягивая к медикам руку, — она умирает!

Фельдшер бегло осмотрела девушку и вытащила из чемоданчика папку с бумагами.

— А что тут сделаешь, она уже умерла, — равнодушно заключила фельдшер, заполняя форму, — ты что, не видишь, что она уже окоченела?

Борис коснулся все еще теплого лба Полины и вскочил.

— Она еще жива, — заорал он, — она еще теплая!

Медики переглянулись и улыбнулись.

— Я вижу, что она уже теплая, — сказала фельдшер, косо взглянув на стоявшие у печки пустые бутылки из-под водки, — документов, я так понимаю, у всех вас нет?

Георгич, прежде не вмешивавшийся в разговор, со вздохом кивнул.

— Нету, — подтвердил он, — мы — бомжи.

Фельдшер закончила писать и велела напарнице принести носилки.

— Куда вы ее? — подскочил к ней Борис, — в больницу?

Фельдшер отступила от него на шаг и ядовито усмехнулась.

— Нет, милок, — ответила она, — в морг повезем твою зазнобу, на вскрытие. Хотя тут и без вскрытия все понятно. Ну, там разберутся.

Она повернулась к вошедшим с носилками напарнице и водителю и они, вместе перетащив на носилки Полину, понесли ее в машину. Борису оставалось только наблюдать за ними; на него напало какое-то оцепенение, и единственное, что он мог делать — это лишь сжимать и разжимать кулаки.

***

—Да, жалко Полину, — произнес Георгич, наливая Борису, — ведь и не жила еще толком. Даже ведь не похоронят ее нормально…

Борис опрокинул стакан в себя и уставился на старика.

— О чем это ты? — не понял он, — что ты имеешь в виду?

Георгич тоже выпил и громко опустил стакан на стол.

— То, что ее спалят в крематории, — пояснил он, — вон, видишь длинную трубу? Там нас всех и хоронят. Засунут в печку на противне, как пирог, а потом что останется, ссыплют в пакет и зароют. Такие дела.

Борису стало тошно, и он поднялся из-за стола.

— Пойду пройдусь, — бросил он, и заторопился к выходу.

Всю ночь Борис проспал в лодке, качаясь на волнах. Утром его разбудил ледяной дождь, он хлестал Борису в лицо, будто смывая с него застывшие слезы. Борис подвел лодку к берегу и подошел к сидящему на камне Георгичу.

— Надо бы проститься с Полиной, — сказал Борис, — когда обычно проводят кремацию?

Георгич уныло посмотрел на него и сунул в рот сигарету.

— Обычно на третий день, — отозвался он, закуривая, — как положено, по-христиански.

Он жестом велел Борису присесть и взглянул на дымившуюся трубу крематория.

— Там один мой знакомый работает охранником, — произнес он, передавая сигарету Борису, — я договорюсь, чтобы тебя пустили попрощаться.

Он похлопал Бориса по плечу и поплелся в сторону крематория. Борис прождал его около часа, не сходя с места. Наконец, сгорбленная, как коромысло, фигура Георгича возникла на мосту.

— Договорился, — сообщил он, присаживаясь на свой любимый камень, — Полина уже у них, никто ее не вскрывал. Кремация завтра в десять.

Борис хотел было поблагодарить его, но Георгич остановил его, вскинув руку.

— Тсс, — прошептал он, уставившись на реку, — давай помолчим.

Борис все понял и притих.

***

На следующий день, одевшись поприличнее и купив на последние деньги букет цветов, Борис пошел прощаться с Полиной. Всю дорогу он курил и отхлебывал ханку из старой фляжки, и когда добрел до ворот крематория, был уже изрядно пьян. Сказав охраннику, что он от Георгича, Борис вошел в темное, неприветливое помещение, пропитанное дымом и смертью.

— Туда, — указал ему охранник на огромный зал с большой металлической печью, — я туда не пойду, и ты там не задерживайся. Еще не хватало, чтобы тебя кто-нибудь увидел.

Он толкнул Бориса в спину, а сам сел у входа и отвернулся к окну. Борис сделал несколько осторожных шагов и, увидев стоявший на конвейере металлический гроб, бросился к нему. Гроб был закрыт. Борис откинул крышку и увидел лежавшую внутри Полину. Лицо ее было бледным, а губы слегка приоткрытыми, и Борису померещилось, будто они дрожат от слабого дыхания. Решив, что это ему лишь кажется, Борис положил на грудь Полины свой букет из астр и цинний и склонил голову. Печь уже пылала; оставалось лишь нажать рубильник, и гроб с Полиной начал бы движение в ее огненную пасть, но работник, отвечавший за это, где-то задерживался.

— Ну вот и все, — прошептал Борис, поглаживая руку Полины, — может, мы еще встретимся там, кто его знает. Георгич в это верит, и я поверю. Он придвинул цветы ближе к лицу Полины и улыбнулся сквозь слезы.

— Ну все, пора, — поторопил его охранник, — сейчас Федя придет. Он не любит, когда тут посторонние.

Борис кивнул, задержался на одно мгновение и поплелся за ним, не оборачиваясь.

— Апчхи, — вдруг раздалось позади чье-то звонкое чихание.

И тут же повторилось снова, на сей раз громче.

— Апчхи!

Борис медленно повернулся, а охранник, застыв от ужаса, осел на пол.

— Полина, — крикнул Борис, возвращаясь к гробу, — Полина, ты жива!

Он подлетел к металлическому ящику, из которого свесилась бледная рука и затаил дыхание. Полина действительно была жива. Она яростно терла нос, пытаясь избавиться от осевшей на него пыльцы. Борис вытер ей лицо дрожащей рукой и вытащил из гроба.

— Вызови скорую, дубина, — крикнул он охраннику, — ну чего ты там, эй!

Но охранник лишь смотрел на них остекленевшими глазами и что-то беззвучно шептал, будто молился.

— Не надо… скорую, — прохрипела Полина, хватаясь за шею Бориса, — идем… домой.

Борис подхватил ее на руки и бросился бежать.

***

Георгич и Зоя сидели за столом и о чем-то тихо разговаривали, когда в фургон ввалился Борис с Полиной на руках. Увидев их, старик вжался в стену и перекрестился, а Зоя забилась под стол и завизжала.

— Ну-ка тихо, — оборвал ее Борис, укладывая Полину на топчан, — жива она, нечего скулить.

Он убрал с лица Полины волосы, и та слабо улыбнулась.

— Что это было? — произнесла она, оглядываясь, — я так ничего и не поняла…

Георгич вылил на голову воду из кружки и фыркнул.

— Мы и сами не знаем, что это было, — выкрикнул он, — я уж думал, что белку поймал или умом тронулся.

Он подбежал к Полине и обнял ее, плача от счастья.

— Тебя чуть не сожгли заживо, — пояснил Борис, убирая со стола выпивку, — хорошо, что я вовремя успел.

Полина ошарашенно глянула на него, но промолчала.

— Спать хочу, — произнесла она после недолгой паузы, — я так устала.

Она растянулась на топчане, и Борис укрыл ее одеялом.

***

Полина проспала несколько часов, и проснувшись попросила еды. Георгич наспех сварил свою фирменную похлебку и принялся кормить девушку.

— В тот день, когда меня отравили, я должна была встретиться с одним человеком, — сказала Полина, с жадностью глотая горячее варево, — с начальником охраны из фирмы моего отца, если быть точнее. Он сказал, что спрятал завещание папы и должен мне его передать.

Она доела, вытерла тарелку хлебом и вернула ее Георгичу.

— Мне нужно встретиться с ним завтра, — продолжала она, — это очень важно. Если Герман убьет его и найдет завещание, фирме отца придет конец.

Она замолчала и посмотрела на Бориса, словно дожидаясь его одобрения.

— Одна ты никуда не пойдешь, — категорически отрезал тот, — в третий раз этот Герман точно доделает начатое. Я пойду с тобой.

Он присел рядом с Полиной и стиснул ее руку.

— Ладно, — послушно ответила Полина, — пойдем вместе.

Наутро, сразу после завтрака, Борис и Полина отправились в путь. Георгич и Зоя пожелали им удачи и долго смотрели вслед. Шел сильный снег. Метель была на руку Борису и Полине; благодаря ей они благополучно добрались до главного офиса ее фирмы, который располагался на другом конце города, и Полина, доложив охраннику о своем прибытии, притаилась в углу крыльца. Борис все время находился рядом с ней и прикрывал ее от любопытных глаз.

— Смотри, это он, — шепнула Полина, указав глазами на проходившего мимо человека, — Герман!

Борис покосился на него: одетый в кожаную куртку, рваные джинсы и ковбойские сапоги, Герман выглядел как типичный злодей из голливудского боевика. Он лихо отправил в бреющий полет тлеющий окурок и посмотрел на Бориса, но не заметив ничего особенного, миновал его и вошел в здание. Когда он скрылся за дверью, Полина облегченно выдохнула и закатила глаза.

— Ну и типок, — сплюнул Борис, — рожа так и просит кирпича.

Полина нервно усмехнулась и согласно кивнула.

— Вот, все здесь, — сказал вышедший к ним мужчина в черной форме и с пистолетной кобурой на поясе.

Он протянул Полине большой толстый конверт и жестом велел его спрятать.

— Тут деньги, твой паспорт и само завещание, как я и обещал. Еще там запись разговора Германа с твоим отцом накануне его смерти. Ты знаешь, куда ее отдать.

Он оглянулся, будто ожидал увидеть кого-то за спиной, и положил руку на кобуру.

—Теперь твой ход, Полина, — вымолвил он, щуря глаза, — все карты у тебя.

Полина спрятала конверт за пазуху и улыбнулась.

— Спасибо, Анатолий Михайлович, — поблагодарила она, вытирая слезы, — скоро все закончится, обещаю.

Анатолий Михайлович кивнул и вошел в здание.

— И что ты будешь со всем этим делать? — спросил Борис, когда они с Полиной свернули за угол, — пойдешь в полицию?

Полина снисходительно посмотрела на него и усмехнулась.

— А ты догадливый, — ответила она, — так точно, в полицию. Потом к нотариусу, а потом… А потом увидим.

***

Прошел ровно год. Германа за его преступления осудили на двадцать пять лет, а Полина вернула себе фирму и вышла замуж за Бориса. Не отставали от молодых и Георгич с Зоей: они поженились почти сразу после свадьбы Полины и Бориса, и переехали в деревню, где старик присмотрел себе небольшой домик с участком.

Борис взял на себя заботы по охране жены и стал ее телохранителем. Полина предлагала ему высокую должность в фирме, но Борис, помня о том, к чему привела его руководящая работа, отказался.

— Каждый должен заниматься своим делом, — отшутился он, отказываясь от предложения жены, — как говорится, кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево.

Однажды, перед самым Новым годом, Полина и всегда сопровождавший ее Борис заехали после работы в магазин.

—Я скоро, — сказала Полина, вылезая из машины, — подожди меня здесь.

Борис, обычно не отходивший от жены ни на шаг, нехотя согласился. Он достал из бардачка скребок и тоже вылез из машины, чтобы отчистить ветровое стекло от налипшего на него снега. Борис так долго и усердно чистил стекло, что не заметил, как неподалеку от него остановилась какая-то женщина и стала внимательно наблюдать за его работой.

— Привет, — вдруг произнесла она, и Борис поднял голову, — как дела?

Борис едва не выронил скребок: перед ним стояла бывшая жена и невинно улыбалась. Не отвечая ей, Борис снова склонился над стеклом и заработал скребком. Жена постояла немного, потом фыркнула и побежала в магазин. Только после того, как за ней с шумом захлопнулись двери, Борис осознал, что абсолютно не помнит ее имени. Да и вспоминать не хотелось — зачем она ему теперь?

Автор: Житейские истории