— Вам кого?
— Я… простите, я ищу… этот адрес мне оставил мой покойный муж. Сергей Александрович Князев.
Женщина замерла. Глаза расширились.
— Вы… его жена?
— Была. Он умер неделю назад.
Мальчик подбежал:
— Мама, а папа приедет?
Я не знаю, сколько секунд я стояла, не дыша. Казалось, весь воздух в мире исчез. А потом — чёрный провал.
Меня отпаивали валерьянкой. Женщину звали Лера. Она жила здесь с Сергеем… шесть лет. Он бывал редко, говорил, что «много работы в командировках». Привозил деньги. Звонил. Дарил подарки сыну — своему сыну.
— Я не знала, что он женат, — тихо сказала она. — Только недавно начала что-то подозревать. Но он всё отрицал.
Я смотрела на детские игрушки, на фотографии — там был он. Мой муж. Счастливый. В окружении другой жизни. Не моей. Настоящей, как оказалось.
Я вернулась домой и всю ночь пересматривала фото, вспоминала разговоры. Где он был, когда «поехал в Уфу на конференцию»? Почему он отключался «по дороге» и «в горах не было связи»?
Теперь всё имело смысл. Всё, что казалось незначительным.
Я вспомнила, как он однажды получил письмо и быстро спрятал его. Сказал: «Реклама, выброси». Теперь я знала — это была не реклама.
Банк прислал копии документов. Там действительно стояла моя подпись. Подделка? Наверное. Но доказать это — отдельная история.
Оказалось, Сергей взял не один, а три кредита. И в одном из них я действительно была указана как созаемщик. Бумаги были оформлены виртуозно.
Юрист, к которому я обратилась, развёл руками:
— Это уголовное дело. Но с таким делом вы больше потеряете нервов, чем денег. Лучше искать компромисс с банком.
Я была не только вдовой. Я была обманутой вдовой. Преданной. И ещё — почти банкротом.
У меня была приёмная дочь — моя племянница, которую я растила после смерти сестры. Мы были близки. Я рассказала ей всё.
— Знаешь, тётя, я всегда думала, что дяде что-то скрывает. Он был слишком… правильным. Слишком ровным. Как будто не живой.
Я плакала, а она держала мою руку. И тогда впервые я поняла — я не одна.
Я собрала все его вещи. Оставила одну фотографию. Остальное — в коробку. И отнесла в приют. Там — другим мужчинам, другим детям, которым, возможно, эти вещи принесут хоть каплю тепла.
Когда я возвращалась домой, на душе было легко. Почти светло. Как будто я сняла чужую кожу.
Я пошла в церковь. Не за прощением — за тишиной. Батюшка долго молчал, выслушав мою историю. А потом сказал:
— Господь всё видит. И, возможно, ты сейчас не понимаешь, зачем тебе это было нужно. Но пройдёт время — и ты увидишь. Ты сильная. Ты жива. Ты свободна.
Прошло полгода. Я продала наш дом. Переехала в другой город. Открыла маленькую кулинарную лавку — я всегда мечтала готовить для людей.
Я больше не называла себя «жена Сергея». Я снова стала — Мариной. Просто Мариной. Человеком, который прошёл через ложь, потерю, боль… и выжил.
Теперь, когда я смотрю на своё отражение, я вижу не ту, что плакала на похоронах. А ту, что начала жить заново.
И да — иногда мне снится он. Я просыпаюсь и шепчу: «Спасибо, что ушёл».