Следом за ними, не отставая, а, держась обеими руками за свою голову, шла женщина. Лицо ее выглядело смертельно бледным, и было слышно, как она громко шепчет:

– Правда, он живой? Ведь, правда?

Я в этот злополучный день был дежурным хирургом. Не люблю работать в выходной день. В будни время как-то бежит быстрее. И врачи все на местах и лаборатория тут, как тут, и рентгенологи, короче, когда все вместе, то и вопросы решаются быстрее.

– Куда? – произнес мужчина, – куда мне его, помогите, пожалуйста, вы же военный доктор, вы же все… все можете… и заплакал.

Все как будто очнулись от оцепенения:

– Давайте несите ребенка на кушетку, – резко произнес старший нашей смены врач, – дежурный хирург, осмотрите ребенка, пусть на всякий случай подготовятся реаниматологи.

Я глянул на ребенка и оцепенел. Год тому назад у меня было такое же дежурство. Стоял декабрь месяц и на улице города, лежал снег. В приемный покой обратилась наша буфетчица из столовой. Она просила разыскать сына, который пришел к ней после детского садика и попросил разрешения, пока мама еще на работе, покататься на санках. Прошло больше двух часов, на улице стемнело, а ребенок все не возвращался. Мы подняли всю дежурную службу, попросили по отделениям выздоравливающих больных в помощь, обошли всю территорию и только глубокой ночью обнаружили, что в закопанной на территории цистерне с резервной водой, открыта горловина и рядом с ней следы от санок. Ребенка достали, но было уже поздно. Он и одет был точно также, в синюю курточку и меховую шапочку, завязанную под подбородком.
Все было, как тогда, даже возраста они были одинакового.

– Сколько прошло времени с момента, как вы его нашли?

– Не знаю, – ответил отец ребенка, – его обнаружили соседи плавающим в канаве, и он еще, по их словам, подавал признаки жизни. И потом в машине ему делали искусственное дыхание…

– Все понятно. Пожалуйста, отойдите в сторону. Коллеги, – это уже дежурной смене, – займитесь с родителями.

Я осмотрел малыша, и первое что сделал – снял его шапочку и расстегнул куртку. Личико ребенка было синюшным, зрачки широкие и не реагировали на свет, пульс и дыхание отсутствовали.

-Из него воду удаляли?

-Кажется, нет.

Все понятно, ему проводили искусственное дыхание с легкими, наполненными водой.

Я перевернул малыша лицом вниз, подставил свое колено и с силой стал нажимать ему на спину. Вода хлынула из его ротика. Потом уложил на кушетку и сделал принудительный вдох, затем трижды нажал на грудную клетку, помогая маленькому сердцу разогнать кровь по сосудам.

-Время холодное, возможно мозг еще не погиб, есть же случаи, когда люди под снежной лавиной сохраняли искорки жизни больше суток, – эти мысли надежды не покидали меня, пока я пытался вернуть к жизни ребенка.

Стрелки настенных часов медленно отсчитывали минуты – две, три, пять и вдруг, что-то ожило там, внутри. Это было похоже на мурлыканье котенка под рукой.

И тут ребенок издал по-взрослому громкий вздох, он был с каким-то нечеловеческим надрывом, как будто с силой выбирался из цепких лап смерти.

– Скорее в реанимацию, его нужно перевести на управляемое дыхание, сам он долго дышать не сможет.

– Алешенька, сынок, он жив? – очнулась от оцепенения, как от глубокого обморока, молчавшая до сих пор, мать ребенка, – Доктор он правда живой? Вы спасете его?

– Теперь уже будем надеяться, – коллеги, необходимо вызывать по сан авиации детскую реаниматологическую помощь.

Алешу, на руках понесли в реанимацию. Теперь оставалось ждать специалистов из области.

В палате, куда поместили малыша, стояла напряженная тишина. Задумчиво мерцали лампочки монитора, и натужено работал аппарат искусственного дыхания, он помогал маленькому организму выстоять.

Узкие зрачки его небесно-голубых глаз показывали, что ребенок жив, что организм борется с навалившейся на него бедой.

Специалисты “сан-авиации” прибыли через два часа. Войдя в палату и осмотрев ребенка, вынесли свой вердикт:

– Ребенок не жизнеспособен, за то время, что он был в состоянии клинической смерти, мозг его погиб. Отключите аппарат и ждите исхода.

От неожиданности все, кто находился в палате, потеряли дар речи:

– Коллеги, вы что? – наконец-то обрел голос наш реаниматолог, – если зрачки узкие и реагируют на свет, значит, мозг жив.

– Не обязательно, сколько времени прошло после утопления? А транспортировка и вы сами говорите, что вода присутствовала в легких, следовательно, реанимационные мероприятия, проводимые кем-то в машине были не эффективны. Да у него уже наступили необратимые явления. Не работают почки и…

Я не дал закончить областному специалисту:

– Давайте проверим, у нас, правда, нет детского катетера, но у вас, надеюсь, найдется?

– Конечно, найдется, но что это даст? – начал ворчать мужчина из приехавшей бригады.

– А давайте попробуем, – почти хором сказали женщины из той же команды.

Они достали тоненький детский катетер и только попытались вставить его, как вдруг, малыш будто услышал нас. Упругая струя, соломенно-желтого цвета, словно вырвавшись из плена, забрызгала всю группу склонившихся над ним людей.

– Живой, живой, – громко заговорили наши.

– Хорошо, мы остаемся еще на пару часов, потом отключим ребенка от аппарата и, если он будет дышать самостоятельно, заберем его с собой.

Через три часа Алешку увезли.

Прошло два года. Случай с Алешкой стал стираться в памяти. Я не знал о дальнейшей судьбе ребенка, как однажды в один из выходных дней мне позвонили в дверь. На пороге стоял мужчина, что-то очень знакомое было в его лице и взгляде.

– Вы меня не узнаете?

– Извините, что-то припоминаю, вы у меня лечились или мы вместе работали? Да вы проходите.

– Не то и не другое, а этого мальчишку не помните?

И тут из-за его спины выглянула улыбающаяся детская физиономия.

Я его сразу узнал – это был он, Алешка.

– Алеша? – начал неуверенно я.

– Да он это, он. Алексей, иди и поздоровайся со своим спасителем. Вы извините, что мы так долго не появлялись. Год реабилитации, потом адрес ваш не могли найти, да и по стране вы любитель путешествовать. Ничего, зато теперь встретились, а теперь и в дом можно войти, если не возражаете.

-Конечно, проходите, – чего-то растерялся я, видимо от неожиданности этой встречи.

Алешка читал мне стихи, бегал по комнате, рассматривал мою коллекцию ракушек, прикладывал их к уху и слушал море.

– А я в бассейн хожу, – вдруг остановившись, сказал он мне, – папа сказал, что человек обязательно должен уметь плавать, чтобы не утонуть, а вы умете плавать?

-Конечно, умею, – неожиданно осипшим голосом ответил я и добавил, – счастливого тебе плавания, малыш.

Я уже давно на пенсии, но работаю хирургом в городской поликлинике. Как- то, во время проведения очередной диспансеризации, ко мне подошел высокий стройный офицер в звании капитана третьего ранга.

– Здравствуйте, Михаил Борисович, – произнес он красивым густым баритоном, – давно мечтал с вами встретиться.

-Здравствуйте, Алексей Иванович, – ответил я, взглянув в медицинскую книжку, – мы с вами знакомы?

-Еще как!

Я внимательно вгляделся в его лицо, и что-то неуловимо знакомое промелькнуло в его больших сине-голубых глазах:

-Алексей? Алешка? – неуверенно начал я, – это ты?

-Да я, конечно я. Только что прибыл из академии и сразу разыскал вас. Ваше пожелание выполнено. Я – морской офицер!

А. Маторницкая