… Вечером, дождавшись, пока Аня придет с работы, Маша села рядом с ней на кухне и тихо спросила:

— Ань, а разве можно вот так ребенка продать или купить?

Анна испуганно посмотрела на сестру.

— Откуда ты знаешь? — вопросом на вопрос ответила она. — Это всё вранье! Ты наша, Маруся, наша! Мало ли, что там было, Зоя твоя мама, а мы твои сестры и Митя брат. И точка!

— Ты о чем? Мне Сережа рассказал, что у него младшую сестру так продали. На рынке прямо мать продала. Ужас какой!

— Сергей? Тот самый, с которым ты гуляешь?

— Да. А что ты имела в виду, когда говорила, что я ваша? При чем тут наша семья?

Маруся вдруг замерла, глядя в полные ужаса глаза сестры. Та что–то лепетала, вскочила и кинулась мыть посуду, как будто и не спрашивала Маша ничего.

— Я не мамина дочь? Не родная вам. Вы меня взяли? — испуганно прошептала Маша.

Аня помолчала, потом задумчиво сняла фартук, положила его на стул и, обняв сестру за плечи, увела ее в комнату.

— Сядь, Машенька. Раз уж я начала, то доскажу…

Аня все рассказала сестре, всё, как помнила сама, как говорила Зоя…

— А моя настоящая мать умерла… А Сережа, получается, мой брат?

Маша вдруг расхохоталась, горько, со всхлипами.

— Так вот почему я такая! Теперь понятно! Мамочка во мне просыпается, закончу дни в тюрьме, как она. Я же тут хотела твои сережки в ломбард отнести, чтобы денег на шмотки получить. Потом, думаю, заработаю, выкуплю. Но муж твой меня спугнул. К счастью…

Маруся уже плакала, сидела на диване и, размазывая слезы, пискляво говорила:

— Вот почему у меня всё в жизни наперекосяк! И ничего с этим уже не сделаешь. Всё равно один конец!

— Ты что, Маша! Ты что такое говоришь! Ты с матерью родной и не жила вовсе. Ты с нами выросла, всё, что в тебе, это от нас, от отца с матерью, от Мити, что тебя нянчил. Брось ты на кровь свою грешить! Просто ты молодая, хочется всего и сразу. И у меня такое было. Никто, кроме нас с матерью не знает, но было…

— Что было? — подняла глаза Мария.

— Я когда школу уже заканчивала, мне очень хотелось купить себе туфли на высоченном каблуке. Мама, естественно, денег не давала, отец сказал, что такая обувь мне не идет. Я плакала тогда, злилась, а потом просто украла такие туфли у одной девчонки из школы. Она их на танцы принесла, а я взяла.

— Ты?! Аня, ты?! — ужаснулась Мария.

— Я. Сначала это было как на аттракционе, когда летишь вверх. Дух захватывало от того, что у меня теперь есть туфельки. Они были мне немного маловаты, жали в пальцах. Но я ж их и не надевала никуда. Только дома, тайком, доставала.

Меня мама однажды застала, пока я топала этими каблучками по комнате. Она даже ничего спрашивать не стала. Мать всё поняла, собрала мои вещи и велела уходить из дома.

— Прям уходить?! Мама тебя выгнала?

— Да. Я упиралась, плакала, но она просто вышвырнула мои вещи в окошко и ушла на кухню. Она там плакала. Я слышала, просила ее простить меня, но мать не хотела со мной говорить…

— И как всё закончилось? Я ничего такого не помню…

— Я вернула туфельки хозяйке, извинилась. Господи, как же было стыдно! Но потом, знаешь, стало так легко!.. Мама меня простила. И я тогда поняла, что украсть что–то просто, даже очень, чаще всего люди рассеянны, они не следят за своими вещами, доверяя другим. Взять и унести что–то легко. Но если переступить эту черту, то ты упадешь. На самое дно упадешь и уже не выберешься… Деньги, вещи, хорошая жизнь, Маша, это прекрасно. Ну, кому не хочется жить лучше? Только есть другой способ этого добиться. Ты хорошая, Маша. Ты умная девочка, просто мы как–то, видимо, перестали тебе помогать, не деньгами, советом, что ли. В своих делах погрязли, а ты и запуталась. Ну и эти обноски… Я–то ни за кем не донашивала, разве что Митькины штаны иногда мама перешивала. А ты, Любочка и Ира уже хлебнули… Ладно, ты не реви. Подумай лучше, хочешь ты, чтобы Сережа знал, что ты его сестра, или нет. Если да, так зови сюда. А я маму приглашу. Поговорим. Да и о тебе поговорим в любом случае. Пора за ум браться…

… Сергей, ничего не понимая, зашел в Анину квартиру, потоптался в прихожей и, сняв ботинки, босиком прошел в комнату. Зоя, Аня и Ирочка уже накрывали на стол. Они кивнули ему, улыбнулись и велели идти на кухню, помогать носить посуду.

А потом, когда обомлевший Сережа сел напротив разрумянившейся Зои, когда Иван сказал тост «за здоровье», и сидящие замолчали, Аня всё рассказала парню.

— Маленький город, Сережа, тесно мы тут переплелись все, встретились, вот так и получилось. Теперь ты знаешь, что твоя сестра – вот она, — Аня кивнула на Марусю. — Характер у нее непростой, но сильная она, упрямая, значит, всё будет хорошо…

Сережа растерянно смотрел на этих людей, которые когда–то, продав наволочки, купили на эти деньги его сестру. Эх, его бы самого им в довесок, он был бы счастлив, да не судьба была такому случиться…

… — Мама, ты прости меня, мамочка! — шептала Маша, обнимая Зою за плечи. — Я тебе столько всего наговорила! Ты не держи зла! Ты самая у нас лучшая, самая добрая! И бог с ними, с этими тряпками, заработаем еще! Ты только не плачь, мама!

А Зоя не могла не плакать. Сегодня она снова стала Марусиной мамой. Ее Машенька, которая однажды хлопнула дверью и ушла, снова стала родной, ласковой, нежной. И никаких денег не жалко, ничего, даже жизни, ради того, чтобы твой ребенок, пусть и рожденный чужой женщиной, тихо шептал тебе «мама» и целовал твое лицо, изрезанное морщинками…

Зюзинские истории