В доме своём Таня ориентировалась теперь превосходно, каждый угол знала, каждую половицу скрипучую.
А вот мужчине, этому нежданному гостю, становилось всё хуже и хуже. Дыхание прерывистое, хриплое.
Таня быстро, привычными движениями, заварила какие-то свои травы, отвар получился тёмный, пахучий. Поставила чашку перед ним.
— Пей.
Он поморщился, отвёл нос.
— Фу… Воняет-то как… отрава какая-то!
— Пей, говорю! — голос Тани стал жёстким, не терпящим возражений. — Пока ещё воняет – значит, есть шанс. Как вонять тебе перестанет, так и пить уже поздно будет. Совсем поздно.
Мужчина, помедлив, всё же взял чашку дрожащими руками и выпил. Залпом, морщась.
Таня махнула рукой в сторону топчана:
— А теперь ложись. Уснёшь сейчас. Сон – лучшее лекарство.
Он послушно, как ребёнок, перебрался на широкий деревянный диван, застеленный толстым, самотканым тюфяком. Почти сразу же Таня услышала его ровное, глубокое сопение. Уснул.
Она облегчённо вздохнула, расправила плечи. Стянула с головы тяжёлый платок, потом ещё один, поменьше. Скинула мешковатую, не по размеру, куртку. Она всегда так укутывалась, когда выходила на улицу или если кто чужой в дом заглядывал. Чтобы вопросов поменьше задавали. Чтобы не лезли в душу.
Кто же он такой, этот гость незваный? И почему его голос… почему он кажется ей таким до боли знакомым? Словно заноза в сердце…
Татьяна присела на краешек стула рядом с диванчиком. Осторожно, едва касаясь, положила руку на лоб спящего мужчины. Горячий…
И тут же глаза её резануло так, словно в них сыпанули битым стеклом.
Она отдёрнула руку, как от огня.
Быть не может! Неужели?!.. Человек… оттуда? Из той, прошлой, вычеркнутой жизни?! Нет, нет, это ошибка!
Дрожащей рукой Таня снова коснулась его лба.
И снова – жгучая боль в глазах, такая, что слёзы брызнули. Огонь! Настоящий пожар разгорался внутри, в самой глубине её существа, и эта боль, это жжение всё нарастало, нарастало, никак не хотело успокаиваться. Она чувствовала, как бешено колотится сердце, как кровь стучит в висках, как шумит в ушах, заглушая все остальные звуки…
Он застонал во сне, что-то неразборчиво пробормотал.
— Игорь?.. — выдохнула Таня одними губами. Имя, которое она столько лет пыталась забыть, похоронить на самом дне памяти.
Мужчина на диване резко открыл глаза. Мутный, неверящий взгляд.
— Таня?.. Не может быть… Это… это какой-то бред! Сон! Ты же… ты же умерла! Много лет назад! Я… я ведь искал тебя! Всех на ноги поднял, понимаешь?! А мать… она мне даже могилу твою показывала! Я тогда чуть с ума не сошёл… У меня дома доктора дежурили, месяцами… Таня!
Татьяна молчала, только плотнее смежила веки. Так было немного легче. Совсем чуть-чуть.
— А я и умерла, Игорь, — голос её был тихим, почти шёпотом, но каждое слово отдавалось в оглушающей тишине комнаты, как удар колокола. — Умерла. В тот самый момент, когда увидела тебя… там… в постели с другой. И ребёнок наш… он тоже умер. Вместе со мной.
— Таня! В какой постели?! О чём ты?! Ничего не понимаю! Какой ребёнок?! Что ты такое говоришь?!
— Тогда… в тот самый день… я узнала, что беременна. Мы должны были встретиться вечером, помнишь? Но я… я не могла ждать. Побежала к тебе домой, как сумасшедшая, чтобы рассказать… Мама твоя сказала – ты у себя. Я поднялась, а там…
— Погоди! — Игорь рывком приподнялся на локте, лицо его исказилось. — Погоди! В тот день… когда мы должны были встретиться вечером… в тот день, когда ты пропала… Ты никак не могла меня видеть! Ни с кем! Я же уехал рано утром! Вернулся только к восьми, бегом на наше место, под часы… Так боялся, что ты меня не дождёшься! Прибежал – а тебя нет. Я в общагу твою – и там нет! Я тогда психанул, подумал, что ты… что ты решила меня проучить, наказать за что-то… А я ведь, между прочим, за подарком тебе ездил! Помнишь, ты очень хотела те старинные часы с кукушкой? Говорила, что это символ… символ настоящей семьи. Вот я и решил… что буду просить твоей руки не с кольцом банальным, а… с этими часами.
Глаза уже не жгло так невыносимо. Теперь на них будто кто-то сильно надавил тяжёлыми пальцами. И держал. Не отпускал.
— Но… там… тогда… в комнате… кто-то был… — прошептала Таня.
— В тот день, — голос Игоря дрогнул, — приезжал мой двоюродный брат. Серёга. Очень на меня похож, особенно со спины… Эх, мама, мама… Видимо, очень она тогда обрадовалась, подвернувшемуся случаю… поняв, что сможет нас… расстроить. Навсегда. Тань… Танюша… что с тобой-то случилось потом? Почему ты…
И она заговорила. Рассказала всё. Не открывая глаз, словно боялась, что если откроет – этот хрупкий мир, только-только начавший обретать смысл, снова рассыплется на мириады острых осколков. Говорила всё, что помнила. И даже то, что, казалось, уже давно забыла, выжгла из памяти.
— Девочка моя… — голос Игоря был полон такой нежности и боли, что у Тани снова перехватило дыхание. — Натерпелась-то ты сколько… Но как… как ты могла подумать, что я… что я мог?! Ты же знала! Знала, что я любил тебя больше всего на свете! Больше жизни!
Таня резко открыла глаза. И закричала. Пронзительно, отчаянно. И тут же обмякла, теряя сознание.
Мурат, дремавший у её ног, подскочил, заскулил, ткнулся носом ей в лицо.
А Игорь… Игорь сполз с дивана на пол. Беспомощно. После той аварии, что случилась через несколько лет после её исчезновения, он так и не смог полностью восстановиться. Ходить почти не получалось, да и вообще… с каждым годом становилось всё хуже и хуже.
— Таня! Танюша! Очнись!
***
…Целый год прошёл с того дня. Год, который изменил всё.
Татьяна медленно приходила в себя. Глазам всё ещё было больно, очень больно, но она понимала… чувствовала… вокруг больше не было той непроглядной, удушающей чёрной черноты. Она видела. Сначала – только расплывчатый свет, потом – мутные, дрожащие очертания предметов. Моргнула раз, другой… Уже немного лучше. Предметы стали обретать форму, цвет…
— Я вижу… — прошептала она, не веря. — Я… вижу!
Игорь, который всё это время был рядом, не отходил ни на шаг, вдруг отчаянно, до хруста в костях, захотел жить. Жить по-настоящему!
— Танюш! Мы же ещё совсем молодые, слышишь?! Я встану! Я обязательно встану на ноги! Я обману все эти болячки проклятые, обещаю! Мы будем вместе, понимаешь?! У нас ещё есть… ну, лет двадцать, а то и больше! Вся жизнь впереди! Тань!
Она улыбалась сквозь слёзы, которые теперь были слезами счастья.
***
Инга билась как рыба об лёд. Ей позарез нужны были деньги. Или хотя бы документы Игоря, чтобы оформить его «смерть» и вступить в наследство. Дать на лапу кому следует, чтобы справку нужную выписали. Она ведь его уже «похоронила» мысленно. Или, на худой конец, если не хоронила официально, то пусть скажут, кто его хоронил и где его могила. Ей сейчас главное – бумаги.
Она промоталась почти два года за границей со своим очередным богатеньким любовником. А потом выяснилось, что у него, оказывается, есть старая, но очень зубастая жена, которая в один прекрасный день просто перекрыла ему финансовый кислород. И Инга, поджав хвост, вернулась сюда, в эту глухомань. Думала, что уж тут-то, с Игорем, всё будет тип-топ, он-то давно должен был отдать концы. Но о смерти её драгоценного муженька почему-то никто ничего не знал.
«Ну ничего, — злорадно подумала Инга. — Сейчас я сама всё устрою. Быстро и эффективно».
Она уже битый час нарезала круги по раздолбанной просёлочной дороге, никак не могла найти тот самый заветный домик. Всё вокруг изменилось, как будто её и не было тут вовсе. Какие-то новые постройки, лечебница какая-то выросла на пустыре, дома строятся… Тьфу ты!
Вон, кажется, машина едет. Надо спросить у них, а то так и до ночи можно плутать.
Автомобиль остановился рядом, и Инга, недолго думая, выскочила из своей машины навстречу водителю.
— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, тут раньше бабка-травница жила… Не могу дорогу к ней найти, всё переменилось…
Водитель медленно снял тёмные очки. Усмехнулся.
Инга отшатнулась, как от удара.
— Игорь?! Это… это что, шутка какая-то?! Розыгрыш?!
С пассажирского места неторопливо вышла женщина. Красивая, статная, хоть уже и в возрасте, не девчонка какая-нибудь смазливая. Спокойно так посмотрела на Ингу.
— Ну я травница. Чего хотели-то? — голос тихий, но с какой-то внутренней силой.
Инга перевела взгляд с Игоря на неё, потом снова на Игоря.
— Это… это вы?! Да нет, что за бред! Вам же… вам же девяносто лет в обед должно быть! Игорь! Ты… ты почему ещё жив?!
Он рассмеялся. Спокойно, даже весело.
А Инга вдруг поняла, как глупо и жалко она сейчас выглядит. Но разочарование, злость, обида были настолько сильными, что она не выдержала и закричала, срываясь на визг:
— Да не может этого быть!!! Врачи же говорили – полгода, максимум год, и всё! Конец! Слышишь меня?!
— Я-то слышу, — Игорь перестал смеяться, посмотрел на неё внимательно, почти с жалостью. — А вот ты теперь послушай меня. Дом тот, в котором ты меня оставила подыхать… он вообще-то всегда моим был. Я, кстати, при разводе тебе его оставил. Великодушно. Так что – живи. Там, на столике в прихожей, свидетельство о расторжении нашего брака найдёшь. И документы на дом. Всё твоё. Живи и радуйся. А вот денег… денег нет. И не будет. Ни копейки.
— Я не дам тебе развод! — взвизгнула Инга.
Игорь только усмехнулся.
— Инга, не смеши мои тапочки. Я уже полгода как женат. На любимой женщине.
Он обнял Таню за плечи, и они, не оборачиваясь, пошли к своему дому. А Инга так и осталась стоять посреди дороги, открыв рот, не в силах вымолвить ни слова.
