И только было Наталья Ивановна собралась сказать девочке: смотри, мол, мама твоя такая примерная была, такая славная, а ты …
Но вспомнив, что стало потом с той Ларисой, замолчала.
Класса с седьмого девчонку, как подменили. Вдруг съехала она в учёбе, начала грубить всем: матери, которая давно овдовела, учителям. Одноклассники вообще её не понимали: говорили – странная, и с головой не всё в порядке.
Видимо, так оно и есть. Она курила за школой и рассказывала одноклассницам сальные гадости о своей “крутой” взрослой жизни.
В восьмом классе она и вовсе перестала ходить в школу и пошла по кривой дорожке. Начала пропадать из дома. Поставили её на учёт.
А дальше и вовсе худо. Прослыла она по селу и дальше, как местная шалава, которая и за шмотки, и за деньги …
Нормальная работа стараниями матери у неё была – она торговала на рынке от местного магазина, продавала овощи. Но все знали, что и другое продать может.
От кого родила она Аглаю, никто не знает. Не факт, что и сама-то знает. И то, что внучка почти сразу оказалась у бабушки, было не удивительно.
Лариса то уезжала с очередным “другом сердца”, и даже мать не знала, где её носит, то ненадолго возвращалась в село.
Бабушка Аглаи – Зина, избившись в щепу с дочерью, махнула на неё рукой. “Жальче” стало внучку, в ней и жизнь нашла.
А Аглая уже с младенчества делала всё возможное, чтоб бабушка напрочь забыла о непутёвой дочери, отдав всю себя без остатка внучке – она росла очень болезненной.
Зина вынуждена была продать хозяйство, которое выручало в лихие времена, потому что из больниц они не вылезали: лежали в Областной, и даже ездили на лечение в Москву.
У Аглаи определилась астма. Она периодически заболевала, бабушка бежала к соседям и везла внучку в больницу. Пару раз бабушке говорили, что вот вот:
– Смотрите, – говорила дежурная врач, – Сейчас синий треугольник появится на подбородке, это и будет – всё.
Бабушка хватала внучку и выбегала с ней на улицу, и носила-носила туда- сюда…
– Дыши! Дыши, милая. Дыши, Хлаша!
И Аглая розовела, вопреки врачебным прогнозам.
А вот бабушка Зина потом ходила по больнице, держась за стену – тяжело давались болезни внучки.
А ещё их одолевала нищета. Город, который всегда был выручкой, потребляя сельскую продукцию, сейчас выручить не мог. Бабушка корову продала и деньги от её продажи кончились быстро.
Дочь Лариса покоя не давала. Всё детство Аглая воспринимала материнские приезды, как большую беду.
Мать приезжала всегда весёлая, с пакетами конфет, а иногда и с яркими игрушками.
– Лучше б ты курточку ей купила. Совсем мала уж, – почему-то не радовалась приездам дочери Зинаида.
Первые дня два Лариса отсыпалась и одаривала Аглаю бесшабашной любовью. Сначала, ещё не умея проводить аналогии, Аглая очень радовалась её приездам и этим радостным минутам. Но когда немного подросла, и эти минуты перестали быть для неё добрыми.
Уезжала Лариса всегда со скандалом. Ей нужны были деньги в долг. Долг этот был настолько долгосрочным, что бабушкиной жизни так и не хватило, чтоб его отдать.
Бабушка с приездом дочери прятала подальше своё единственное золотое обручальное кольцо. Остальное золото уже давно было продано и часто без её на это позволения.
День на третий Лариса начинала одну и ту же песню: она в долговой яме, её убьют, если мать не поможет. Она падала на колени, рвала на себе волосы …
Бабушка не дослушав её, роняла голову на стол и рыдала. Она надсадно голосила, причитала, потом плакала долго и тихо. Кости на её спине ходили ходуном от всхлипывания, а руки в трудовых прожилках на столе лежали мёртво.
– Чего ты прибедняешься, корову ведь продала. Где деньги, мать?
В эти минуты Аглая убегала за дом в укромный уголок за поленницей и молила, чтоб мать скорей уехала. Им с бабушкой так хорошо. Зачем она приезжает?
Зинаида давала дочери немного денег только для того, чтоб та уехала и дала какое-то время пожить спокойно. Дочь моментально исчезала, забыв проститься с Аглаей.
– Ох, студёная ты какая! Опять заболеешь! Нашла себе место – за поленьями! Холодно ведь, не лето, – бабушка подоткнула под неё одеяло, погладила по голове.
– Бабуль, а почему мама нас не любит?
– Да что ты, милая! Любит по-своему. Только вот, видно, не научила я её любить-то. Всё для неё, для неё старалась, хвалила … а любить других не научила. Вот и мается теперь. Мы, люди, ведь оболочку только видим… А сердце видит Господь. Спи уже! А в следующий раз, как мать приедет, вон на печь полезай. Нечего на улице мёрзнуть…
Аглая понимала, что будет и следующий раз, и последующий. Будет много таких вот материнских приездов, высасывающих силы бабушки. Она всегда боялась этого и все больше и больше уходила в себя, когда мать приезжала. Она уже слышала и понимала мнение селян о своей матери и потихоньку начала её ненавидеть.
Им с бабушкой было нелегко всегда. Хоть по настоянию учителей, бабушка и оформила опеку, но этих денег и её пенсии не хватало всегда.
Зинаида держала внучку на особом положении, она обделяла себя, лишь бы Аглае досталось лучшее. Внучка по-прежнему болела часто, и Зина всё время боялась её недокормить. Как только она понимала, что до пенсии не дотянут, тревожный взгляд останавливался на внучке:
– Ешь, ешь, Хлаш, не смотри на меня, я только что та-ак наелась.
Однажды, в такой вот тяжёлый момент, когда бабушка пересчитывала последние гроши, понимая как ей тяжело, видя, как иссушилась она от невзгод, Аглая спросила:
– Бабуль, а ты меня в детдом не отдашь?
Бабушка резко подняла голову, взглянула на внучку размытыми, глубоко ввалившимися глазами и ответила:
– Да кто ж тебя отдаст! Ишь, удумала! Чё ли ты худа трава, чтоб с поля тебя выживать? Вытянем внученька, как-нибудь вытянем.
Она обняла Глашу, а потом вдруг отстранила и пошла в комнату. Там заскрипел замок большого её сундука. Аглая заглянула в комнату. Бабушка неподвижно стояла на коленях перед открытым старым сундуком и держала что-то в ладони.
– Вот, видно его время пришло. Вот, – она протянула руку к внучке.
В морщинистой тёмной ладони бабушки лежало широкое золотое её обручальное кольцо.
– Думала на свадьбу тебе приберегу, дед ещё покупал, – она с нежностью провела пальцем по кольцу, – Но сейчас нужнее. Лекарства тебе возьмём и ботинки можа тёплые. Так и будет.
Им очень повезло с врачом в районной больнице. То ли прониклась Ольга Сергеевна к ситуации в семье, то ли просто – человек была хороший, но помогала, чем могла. Она и настояла на оформлении инвалидности для Глаши.
А потом Глаша начала периодически ездить в реабилитационный центр для детей с инвалидностью. Находился он за городом, на берегу Волги.
Аглае было лет двенадцать, когда именно там, в этом центре она познакомилась с Димой.
Ночью ей не спалось и она вышла на балкон. В небе рядом с одинокой звездой, будто неровная половина обкусанного яблока, горела луна. По полю стелился ночной туман, цветы прикрыли свои ресницы для ночного сна.
Аглая любила это место. Здесь её понимали, здесь она числилась примерной ученицей, не то что в школе, где вечно была в отстающих. Здесь, то ли от профилактического лечения, то ли от самого воздуха – легко дышалось и ясно думалось. А думала Аглая о своём будущем, о том, что надеяться ей не на кого, о том, что уже и бабушке нужна её помощь.
На соседнем балконе послышался шум – опираясь на палку, туда вышел из соседней комнаты Дима. Он был постарше и у него было какое-то заболевание опорно-двигательного аппарата, он передвигался с палкой или костылями, подтягивая правую ногу, а на дальние расстояния – в инвалидном кресле.
– Привет!
– Привет!
– Не спится? – спросил Дима.
– Неа. И тебе?
– А я каждую ночь тут. Люблю вот так, посидеть тут, подумать.
– О чём? – спросила Глаша.
– Да обо всем, – Дима устроился на выдвижном стульчике, – О том, как мне жить дальше. И ты знаешь, здесь мне всегда кажется, что всё в моих руках, всё хорошо будет. Место удивительное, заряжает.
И теперь каждую ночь они были тут. Иногда Глаша наклонялась через перила и видела Диму, но чаще они сидели на откидных стульях, прислоняясь спинами друг к другу через тонкую стенку. Не видя друг друга они болтали часами, иногда замолкая и просто любуясь ночным небом.
Это было нарушение режима, эта была только их тайна, которая сближала и сближала два одиноких сердца. Днём они общались мало.
У Аглаи тогда телефона не было. Поэтому после первой встречи они расстались на два года. Даже и не думали, что встретятся опять. Но случилось.
Опять свела судьба в этом же реабилитационном центре. И уже больше они друг друга не теряли.
Однажды утром, когда Аглая была в школе, к Зинаиде в дом постучал мужчина, назвался отцом Димы, и очень просил позволить поставить для Аглаи компьютер, об этом просил сын. Он уже всё привёз, обещал всё сделать сам, говорил, что ему это будет совсем недорого, потому что сам занимается как раз ремонтом такой техники. Зина растерянно дала добро.
И вскоре Николай уже вносил в дом кучу незнакомой Зинаиде техники и прикреплял антенну.
Внучка порхала от счастья. А что ещё надо бабушке?
С того самого момента, как начала общаться Глаша с Димой, потихоньку вдруг начали налаживаться её дела в школе. Отставая по основным предметам, она взялась за литературу и историю. Потихоньку, благодаря Диме, начала вникать в дела компьютерные, вникала в нужные английские конфигурации и вскоре стала лучшей по информатике.
Однажды, когда шла она из школы с тяжёлым сердцем, потому что в доме была мать, ещё во дворе она услышала надрывный плач бабушки.
Аглая вбежала в дом. Бабушка лежала на диване, уткнувшись головой в подушку и рыдала так, что плечи её ходили ходуном.
– Бабуль, бабуль! Ну ты чего? Чего случилось-то? – бабушка подняла заплаканное лицо, но сказать ничего не смогла, только махнула рукой в угол.
Только сейчас Аглая увидела пустой стол. Ни проводов, ни компьютера на месте не было.
Лариса улучила момент, когда мать ушла в магазин за хлебом к обеду и уехала, прихватив с собой самую дорогую в доме вещь – компьютер.